— Ты что это дерешься? — спросил он.

Ника молчала.

— Эта Виолетта Марковна похожа на колдуна Джа-фара из мультика про Аладдина. — Он насупил брови, скосил глаза и произнес утробным голосом. — Вы позволите нам поговорить, ахалай-махалай.

Филипп засмеялся над собственной шуткой. Ника не улыбнулась и даже не посмотрела на него.

— М-да, тебя, кажется, заколдовали. Ну что ж, поехали домой. — Агеев завел машину и отъехал от школы.

«Ну и черт с тобой! Молчишь, так молчи. На обиженных воду возят», — подумал Филипп и тут же обругал себя за то, что всерьез злится на ребенка.

Он покосился на девочку. Та возилась с наушником мобильного телефона.

— Скотина! — как всегда неожиданно произнесла Ника, глядя прямо вперед, на мокрую дорогу. — Да, это я говорю, сволочь проклятая!

Агеев закашлялся и едва не сбился с дороги, повернувшись к девочке.

— Что тебе надо, чмо? Ни видеть, ни слышать тебя не хочу, подонок. Лилипут несчастный! Жалкий плюгавый придурок! Говнюк сраный!

«Кого это она так честит? Вот не завидую парню! Наверное, какая-нибудь школьная любовь». Агеев усмехаясь прислушивался к потоку витиеватой и изобретательной ругани, лившейся нескончаемым потоком из уст девочки. Ей доставляло видимое удовольствие поливать помоями невидимого собеседника. Агеева удивляло, почему несчастный не бросит трубку.

Неожиданно телефон на поясе Ники зазвонил. Агеев удивленно взглянул на девочку. Та смотрела на него с вызовом. Филипп увидел, что провод наушника отсоединен от аппарата. Значит, вся эта изобретательная ругань была адресована ему!

Филипп сбавил ход и поставил машину возле тротуара. Улица была тиха и безлюдна. Ника смотрела на своего телохранителя с удивлением, а когда они остановились, она даже испугалась. Начала оглядываться, попыталась открыть дверцу. Хлестко щелкнули, закрываясь, замки на дверцах, Ника, вскрикнув от страха, оглянулась на Филиппа и увидела, что он беззвучно хохочет, откинувшись на спинку сиденья.

Губы Ники дрогнули, глаза наполнились слезами обиды. Что этот Филя думает о ней? Что, на нее даже рассердиться нельзя? Телефон продолжал дребезжать, и девочка подсоединила провод.

— Алло!

— Николенька, ласточка, через полчаса жду тебя возле нашего кафе, — послышался в трубке голос Виолетты Марковны. — Я поговорю с ребятами, они помогут тебе освободиться от опеки. Это касается твоего папы и этого негодяя, отнявшего у нас маму.

— Хорошо. Я буду там. — Ника мельком взглянула на Филиппа и отключила телефон. — Мне нужно быть в кафе «Прима» через полчаса. Меня там будут ждать.

— Кто?

— Друзья. Не ваше дело! Домой заезжать не будем. Поехали быстрее.

Филипп смахнул слезы с уголков глаз.

— Слушаю и повинуюсь. — Он приложил руку к сердцу и тронул машину с места.

Кафе «Прима» находилось в нескольких минутах езды от дома Истоминой. Ника несколько раз заезжала туда, и Филипп подолгу просиживал за столиком в углу, попивая сок или кофб и наблюдая, как общается Ника с приятелями, весьма странными личностями, которые по бедности отчаянно заискивали перед Никой и в то же время гордились своим «знанием жизни», наперебой пугая «золотую» девочку рассказами из жизни социальных низов. Особенно веселил Агеева один парень, одевавшийся во все черное и закатывавший рукава рубашки по локоть, чтобы были видны безвкусные, грубые татуировки в виде комбинаций кособоких кинжалов, карточных сердец, обнаженных красавиц с лицами даунов и прочей лабуды. Парень держал фасон опытного зэка, чисто недавно «откинувшегося». Если учесть, что ему было лет шестнадцать, то сесть в первый раз, судя по количеству наколок, он должен был в младенческом возрасте.