Катерина умиленно шмыгнула носом.

Борис вздохнул тяжело и, снимая камень с сердца, сказал:

— Я ненавидел и презирал себя за слабость. Ты была бедная, несчастная, замученная, а я, кобель, не удержался, не устоял.

— Ты меня изнасиловал? — с надеждой спросила Катя.

— Нет, конечно! Ты меня совратила самым наглым образом. Но это не оправдание. Ты была почти невменяема, я должен был держать себя в руках.

Катерина прижалась к нему сильнее.

— Лучше меня держи в руках.

В глубине леса зашлись в лае собаки. Спустя минуту над соснами взметнулась ракета.

— О, Господи! — люди на поляне застыли.

В руках одного из офицеров захрипела рация:

— Обнаружен бункер. Перед ним пустая машина. Девочка здесь! Живая, шевелится! Ее собака стережет. Здоровая как теленок, без ушей, белая с черными пятнами. Наши овчарки ее боятся. Придется отстрелить.

Катя в мгновение ока оказалась возле рации.

— Я тебе отстрелю! Я тебя своими руками удавлю! Рекса! Рексочка! — завопила что есть духу, — отойди от собаки, сволочь! Не смей ее трогать!

— Кто на связи? — полюбопытствовали в ответ.

— Я на связи, — представилась Катерина, — это моя собака. Моя белая с черными пятнами.

— Ну, зверюга!

— Рексюня! Это я! — орала Катя пуще-прежнего, не замечая направленных на нее взглядов. Ухватив командирскую руку с рацией, едва не глотая прибор, она оглушительно верещала, — Рексюшка, иди ко мне, иди милая.

Утробный бас выдал категорическое:

— Гав!

— И солдатиков не трогай, — продолжила Катя. — Они хорошие, они меня спасли. Отдай им девочку, ладно?

— Гав!

Если бы не своевременные собачьи отклики, можно было предположить, что барышня свихнулась от впечатлений. Беседовать с животным по рации — подобное встретишь не каждый день. Народ слушал, диву давался:

— Беги сюда, тут Борька, тетя Ира, иди к нам.

— Гав, гав.

— Хватит пререкаться, иди, я сказала.

— Гав.

— Зараза чертова, возвращайся немедленно! Получишь по первое число.

— Гав.

— Борька, скажи ей!

Устинов, с трудом переставляя ноги, подошел к Кате, строго потребовал в микрофон:

— Рекса! Ко мне!

— Они с ней по телефону часто болтают, она привыкла, — смущенно пояснила Ирина Сергеевна.

— Даже так? — Николай Антонович насмешливо фыркнул и — Доложите обстановку?! — потребовал в рацию.

— Девочка жива, сидит в углу, держит псину за шею, та рычит, никого не подпускает, скалит зубы. В помещении два трупа со следами клыков.

— Яна, Яночка… — Кравец ожил.

— Собаку не трогать, — Николай Антонович распоряжался уверенным тоном. — Мы сейчас будем.

Сквозь шелест и хрип пролетавших над лесом радиоволн донеслось:

— Не надо. Зверюга уходит. Ребята, расступись, дай дорогу. Яна, Яночка. Я — Леша Курчатов. Помнишь меня? Помню… — отблесками дальних событий врывались на поляну перед развалинами звуки чужих голосов. — Леша! Все в порядке! Мы возвращаемся.

В это мгновение показалась темно-серая «шестерка». За рулем сидел толи пьяный, толи сумасшедший. Машина, виляя, миновала фургоны, и рванула прямехонько к группе офицеров. Хлопнули дверцы, появилась женщина, вслед за ней мужчина. На измученных лицах застывшее ожидание, одежда в беспорядке.