Геннадий встал, но с места не двинулся.

— Наручники снимите, — потребовал он. — Чего мать пугать и соседей смешить?

— Веди себя хорошо, а то в угол поставлю! — предупредил его Гуров, снимая наручники.

К сожалению, в ящике буфета, кроме застарелой пыли, ничего не было. Взять у Геннадия листок с записанными номерами и марками машин и вынуть «жучки» из телефона и из-за трюмо было минутным делом.

Потом они пошли в гараж. Геннадий действительно хорошо спрятал приемное устройство, но специалисты его все равно нашли бы, пусть и не сразу. Они вернулись с ним в кабинет, где стали просматривать записи уже с Крячко. При этом Гуров поглядывал не столько на монитор, сколько на Геннадия. Вдруг он все-таки решит его обмануть?

Картины домашней жизни Осипова никого не интересовали, но вот запись дошла до вечера того трагического дня. Высокий мужчина в черном, с маской на лице и в перчатках, бесшумно вошел в дом. Светя себе фонариком, он сначала обследовал первый этаж, а потом стал подниматься на второй.

Геннадий, который лучше других разбирался в этой технике, включил запись с подслушивающего устройства, установленного в спальне. Потом он сгорбился в кресле, сидел, закрыв глаза и сжав кулаки так, что костяшки побелели, и вслушивался в голос преступника.

Слов Осипова разобрать было практически нельзя. Все слышали только два вскрика, а потом — неразличимый шепот.

Геннадий проматывал запись раз за разом, потом откинулся на спинку кресла и помотал головой. Этот голос был ему незнаком.

Затем они увидели, как преступник выгреб из сейфа в обычный черный полиэтиленовый пакет все, что там было, сунул туда ноутбук, бросил сотовый телефон и вышел из кабинета. В гостиной он поставил пакет возле двери, снял с полки первые попавшиеся книги, опустил их раскрытыми домиком на пол возле окна, положил сверху и вокруг скомканные газеты и поджег. Преступник убедился в том, что все нормально горит, и вышел.

— Наши специалисты вытащат из этой записи все, что только возможно, — пообещал Лев Иванович Геннадию, бледному как смерть. — То, что шептал Осипов, они разберут. Вдруг там будет хоть какая-нибудь зацепка?

— Ему не жить, — тихо, но твердо сказал, как поклялся, Геннадий.

— Я его найду, обещаю тебе, но отвечать он будет по закону, — почти угрожающе заявил Гуров.

— Да-да, конечно, — явно не слыша его, ответил мужик.

Тут в дверь постучали, она приоткрылась, и в щелке показалось лицо Леонидова.

— Лев Иванович, списки готовы. Есть и еще кое-что. Но вам это самим посмотреть надо.

— Будем смотреть, — сказал, поднимаясь, Гуров.

Они вчетвером — попробовали бы оставить Геннадия дома! — пошли по дороге между домами и вскоре уперлись в стену ограды.

— Вот! — Леонидов показал им вниз.

Они согнулись и увидели, что позади какого-то большого куста, растущего рядом со стеной, под плитой был сделан подкоп.

— Мы сначала подумали, что это собаки прорыли, но…

— Какие собаки? — возмутился Крячко. — Где ты у них такие когти видел? Есть маленькие грабельки, а с другой стороны у них мотыжка. Вот этими грабельками кто-то и пытался сделать борозды, как от собачьих когтей. Уж я-то знаю, какие подкопы эти зверюги делают! Они у меня на даче под забором настоящие тоннели прорывают, как будто по двору сахарные косточки разбросаны.

Леонидов молчал, неодобрительно глядел на Стаса, дождался, когда тот закончит, и сказал:

— А с другой стороны трава примята так, словно по ней что-то тащили.