Ярость меча мгновенно захлестнула Ричарда, так внезапно, словно он вдруг оказался в ледяных водах реки. Вызванный этим шок вынудил его резко втянуть воздух.

Из этих темных вод вырос и присоединился к нарастающей ярости древнего оружия его собственный гнев. Сила меча воззвала к своему двойнику, прятавшемуся где-то глубоко внутри Ричарда, и ледяной шок обернулся жгучим гневом.

Стоило его ладони лечь на эфес древнего оружия, и какие бы недомогания, боль, усталость и слабость он ни чувствовал – все растворилось в жаре пробудившейся ярости. Сила меча и оживавший в Ричарде гнев требовали расправы в ответ на крики ужаса и боли, оглашавшие коридоры.

Ричард извлек меч из ножен, и комнату наполнил неповторимый металлический звон.

Держа в руке меч, он почувствовал пьянящее волнение. Обнаженный клинок пробудил магический гнев, и теперь Искатель и Меч Истины стали единым целым, скрепленным одной целью и яростным намерением.

Теперь они были единым оружием.

Эстер отшатнулась, увидев Ричарда с мечом в руке. Он смутно понимал, что его грозное лицо и особенно взгляд напугали ее.

Генрик отскочил к стене, спеша убраться с его дороги.

Сэмми склонилась над Кэлен, готовая защищать ее от всего, что бы ни появилось из-за входного занавеса.

Ричард не собирался никому и ничему позволить появиться здесь.

Он указал мечом на Кэлен и с тихой яростью сказал девочке.

– Оставайся здесь и защищай ее.

Сэмми решительно кивнула.

Ричард отбросил закрывавшую проход овчину и, оказавшись в коридоре, направился к источнику криков.

Ричард не знал этого лабиринта коридоров, выкопанных в мягкой горной породе, не знал, куда ведут все эти проходы и где соединяются, но знал, откуда доносятся вопли, и мчался на звук. Он понимал, что одни крики издают смертельно напуганные люди, другие – умирающие и тяжело раненные. Ричарду уже приходилось слышать такие жуткие первобытные вопли, но после окончания войны он надеялся, что никогда больше не услышит этих душераздирающих воплей.

Он мчался по коридорам, а навстречу ему стали попадаться кучки людей, убегающих от криков раненых и устрашающего рева нападающих. Многие из тех, мимо кого он пробегал, тоже кричали, но в панике, а не от предсмертной муки.

Ричард понимал, что начинает теряться в запутанном лабиринте коридоров, и потому сосредоточился на источнике безумных воплей. Неважно, где он сам, – главное, куда хочет попасть, а эти вопли указывали направление даже чересчур точно. Забыв на время о боли и лихорадке – ярость меча вытеснила подобные заботы, – Ричард хотел одного: найти пострадавших.

Ярость, шедшая от меча, стремилась добраться до нападавших, требовала их крови.

Те, кто видел Ричарда с мечом в руке, прижимались к стене, чтобы убраться с дороги, но многие не замечали его – этих приходилось отталкивать. Женщины торопливо уводили детей, не замечая ничего вокруг. Несколько человек помогали старикам. Иногда обезумевшие от страха люди неслись прямо на него, и Ричард выставлял руку, чтобы они не налетели на меч. Других – мужчин и женщин, старых и молодых – гнала паника; они были слишком напуганы тем, что позади, и не думали о том, что впереди.

Еще не увидев противника, Ричард почувствовал запах, чуждый для Стройзы. Дыхание перехватило от вони разлагающейся плоти, такой тошнотворной и омерзительной, что у него сдавило горло и пришлось заставить себя дышать.

Очередной раз повернув, Ричард увидел открытое пространство. Это была пещера, служившая входом в горный поселок – место, куда он попал сразу после подъема по узкой тропе на склоне горы.