Уоррен отвел взгляд.

— Поздно.

— Уоррен, я знаю, что теперь, когда ты избавился от ошейника, тебе не терпится посмотреть мир. Но ты сам сказал, что хочешь остаться и продолжить учебу. Отныне во Дворце нет больше пророка. Предлагаю тебе подумать над тем, что твой дар сильнее всего проявляется именно в этой области. В один прекрасный день ты мог бы сам стать пророком.

Уоррен смотрел на зеленые холмы. Легкий ветерок развевал его балахон.

— Не только мой дар — вся моя жизнь, все мои надежды всегда были связаны с пророчествами. Я только-только начал понимать их так, как никто другой понять не может. Но понимать пророчества и пророчествовать — далеко не одно и то же.

— На все нужно время, Уоррен. Уверена, когда Натану было столько же лет, сколько тебе, он знал не больше твоего. Если ты останешься и продолжишь учебу, то лет через четыреста—пятьсот станешь не менее великим пророком, чем Натан.

Уоррен долго молчал.

— Но там, за барьером, лежит целый мир, — сказал он наконец. — Я слышал, что в замке Волшебника в Эйдиндриле и в других местах есть древние книги. Ричард говорил, что их полно в Народном Дворце Д’Хары. Я жажду учиться, и в мире много такого, чего нельзя найти здесь.

Сестра Верна повела плечами, разминая затекшие мышцы.

— Ты знаешь, Уоррен, что мы живем под защитой заклинания. Если ты покинешь Дворец, то начнешь стареть, как другие. Посмотри, что случилось со мной за двадцать лет странствий. У нас с тобой всего год разницы, но ты по-прежнему выглядишь так, будто тебе только-только настало время задумываться о женитьбе, а я — так, словно мне уже пришла пора нянчить внучат. Теперь, вернувшись, я снова живу по времени Дворца, но что потеряно, того не вернешь.

Не глядя на нее, Уоррен проговорил:

— Мне кажется, ты видишь в зеркале больше морщин, чем есть на самом деле, сестра Верна.

Она не смогла сдержать улыбку.

— А знаешь ли ты, что когда-то я была в тебя влюблена?

Уоррен на мгновение потерял дар речи.

— В меня? Ты шутишь! Когда?

— О, это было очень давно. Больше ста лет назад. Ты был весь погружен в учебу, был такой умный, и от твоих голубых глаз у меня замирало сердце.

— Сестра Верна!

Не сдержавшись, Верна рассмеялась, увидев, как Уоррен залился краской.

— Это было давно, Уоррен. Я была тогда молода, как и ты. Мимолетное увлечение. — Улыбка слетела с ее лица. — Теперь ты кажешься мне ребенком, а я сама себе представляюсь достаточно старой, чтобы быть твоей матерью. Двадцать лет за пределами Дворца состарили меня не только внешне. — Она помолчала. — Так что, если ты покинешь Дворец, у тебя будет лишь несколько коротких десятилетий, чтобы узнать то, что ты хочешь узнать. Потом ты состаришься и умрешь. А здесь у тебя с избытком времени, чтобы выучиться и, возможно, стать пророком. А книги... В конце концов, их всегда можно забрать и принести сюда. Ты — единственный из оставшихся, у кого есть возможность превратиться в пророка. После смерти аббатисы и Натана ты, должно быть, знаешь о пророчествах больше, чем любой другой. Ты нужен нам, Уоррен.

Уоррен оглянулся на освещенный рассветным солнцем Дворец.

— Я подумаю, сестра.

— Только об этом я и прошу, Уоррен.

Вздохнув, он повернулся к ней:

— И что теперь? Кого, по-твоему, изберут аббатисой?

В процессе поисков сведений о погребальном обряде выяснилось еще, что процедура избрания новой аббатисы — вещь весьма непростая.