Басаргин (смотрит на часы). Так уж двенадцать. Успеете?

Косарева. Не знаю. Дело не только во времени. Что-то не все мне ясно тут.

Басаргин. Вот те на. Выясняла, выясняла – и неясно. Я ж дал команду, чтоб ввели в курс.

Косарева. Да нет, здесь-то в порядке. Все рассказали, все показали. Только картина какая-то односторонняя получается. Вроде как одной краской нарисована.

Басаргин. Слушай, чего ты мудришь? Ведь здесь все яснее ясного. Тут даже ребенку…

Косарева. Ребенку, может, и ясно, а мне – нет. Да и читатели не малые дети. И их все-таки обязательно заинтересует причина аварии…

Басаргин. Я ж говорю – несчастный…

Косарева. Нет, нет, я не об этом. Я имею в виду – до. Что было до аварии. Что привело к ней. Или кто.

Басаргин. Это мы выясним, не беспокойтесь. И если кто-то конкретно виноват (смотрит в сторону, где недавно стоял Платонов), ему не поздоровится. Под суд отдадим. Но для статьи о Крылове – какое это имеет значение?

Косарева. Большое. Да и с Крыловым не все ясно. Никак не удается поговорить с ним. А без этого…

Басаргин. Слушай, чего ты, понимаешь, в глубины всякие лезешь? Ты ж не роман пишешь?

Косарева. Дело не в объеме. И в романе, и в заметке должна быть четкая идея. Что мы хотим сказать читателю? Что есть люди, способные ценой своей жизни спасти десятки других жизней, – так? И что эти герои живут рядом с нами, как мы пишем в нашей рубрике. Правильно? Что мы ежедневно видим его, вместе работаем, вместе ходим на футбол, ничего в нем особо геройского не замечаем, а потом он вдруг в один прекрасный день оказывается героем. Все замечательно, не правда ли? Но ведь после первых ахов вдумчивый читатель непременно задаст себе и нам вопрос: а как это получилось, что людей надо спасать? И от кого? Ведь аппарат – это не бомба и не ружье. Должно что-то случиться, чтобы он стал источником опасности. Что я должна отвечать на такой вопрос?

Басаргин. А чего хитрить – загорелась смесь,

Косарева. А почему она загорелась?

Басаргин. Откуда я знаю – прокладка, наверное, протекла.

Косарева. А почему она протекла?

Басаргин (кивает в сторону ушедшего Платонова). Это ты вон у профессора спроси.

Косарева. Спрашивала. Говорит – старая была.

Басаргин. А почему новую не поставили – не сказал?

Косарева. Сказал. Не было новых. Не дали цеху.

Басаргин. Ах, вон как – не дали дитятке? Ну да, а сам он побеспокоиться не может. Интересные это люди. Вон он (кивает в сторону ушедшего Платонова) был у меня сегодня. Так что ты думаешь – он переживал из-за аварии? Думаешь, понял, что это его безответственность привела к ней? Ничего подобного. Знай себе долбит: не обеспечили, не принесли, не подали.

Освещается другая половина сцены. Кабинет Басаргина. Он переходит туда, садится за стол. К столу подходит Платонов.

Платонов. Но чем, чем мне их заменять? У нас же постоянно некомплект, не хватает новых уплотнителей. Старые ставят. Помоют, поплюют и обратно поставят. Басаргин. Вот именно. Это ты правильно сказал. Поплюют. Вам наплевать на завод. Вы кричите караул, если вам не подали на блюдечке прокладку, и спокойно идете домой ровно в пять, даже если горит план. Конечно, когда же тебе о нем думать – ты ведь лекции читаешь. Профессор. Учишь молодежь технике безопасности. (Резко меняет тон.) А чему ты их можешь научить, когда у тебя самого аппараты рвутся и люди калечатся? Вот ты завтра придешь в техникум на лекцию – они будут смотреть на тебя, этакого уставшего от жизни, от нескольких работ, на которых ты деньгу зашибаешь, и что ты им скажешь? Скажешь – милости просим, приходите, я для вас еще один фейерверк устрою?

Платонов. Знаете, перевернуть можно все что угодно. Один пришел пьяный на работу, другой оставил в ночную на вторую смену аппаратчика, третий прокладки к профилактике не завез, четвертый ремонтников погонял, а виноват во всем пятый? Так, по-вашему?

Басаргин.