Крылов. Да не надо мне ничего.
Басаргин. Брось, не скромничай. Ты не пожалел себя для завода, завод для тебя ничего не пожалеет.
Крылов (со злостью). Да что вы все про вчерашнее, что, я эту квартиру так не заслужил, что ли? Мне еще на май обещали. Киселеву отдали.
Басаргин. Ты брось демагогию, понимаешь. Ты еще мальчишка, цену жизни не знаешь. Тебе народ дает – значит, считает достойным. Так ты умника из себя не корчь. Небось не в хоромах живешь.
Крылов. А раньше вы не знали этого, когда мою Киселеву отдали?
Басаргин. Слушай, Крылов, если бы ты не был болен, я бы тебе сказал, понимаешь…
Крылов. А вы скажите, не бойтесь, я вынесу. Я вон с верхотуры упал – и то ничего.
Басаргин (меняет тон). Ну что ты, ей-богу, в бутылку лезешь. Мало чего раньше было. Раньше вон я брюнет был. А теперь из-за таких вот происшествий седым стал. Ты вперед гляди, а не назад. У тебя теперь только все начинается. Новая жизнь, новые возможности. А ты брюзжишь, понимаешь.
Крылов. Да я не брюзжу. Просто вы, товарищ Басаргин, квартиру не мне хотите дать. Не мне лично, а Крылову, из которого вы героя сделали. Получается, вы не человеку конкретному уважение и признательность выказываете, а вроде бы Матросову. А я не Матросов.
Басаргин. Слушай, как тебе не стыдно, ты ж рабочий парень, откуда у тебя эти интеллигентские штучки, а?
Крылов. Вот именно, я рабочий. Это вы точно уловили. Я рабочий. И отец мой был рабочим. Потому и не могу взять не мое. Не приучен.
Басаргин. Да? Ну ты тогда по своей рабочей совести и рассуди – можешь ты из-за своего гонора, понимаешь, подводить весь завод? Потому что в твоем лице славят всех рабочих нашего завода.
Крылов. Ну да. И Степанова.
Басаргин. Степанов – особая статья. Ты за него не беспокойся, с ним разговор будет отдельный.
Крылов. Почему же отдельный? Он такой же работник нашего завода, как и я.
Басаргин. Он пьяница и разложившийся человек. Таких у нас раз-два и обчелся. И нечего о них говорить.
Крылов. Прикрыть хотите.
Басаргин. Что прикрыть?
Крылов. Ну все. Что у нас по две смены остаются, и прокладки меняют через раз, и с пьяницами цацкаются…
Басаргин. Это разные вещи. Ты не путай, понимаешь, Гоголя с Гегелем.
Крылов. Нет, не разные. Если бы не было всех этих нарушений, не было бы и нас здесь.
Басаргин. Ах, вот оно что. Вон куда ты гнешь. Я все думал, к чему это твои самопожертвования. Ты, оказывается, вон чего боишься – как бы начальство не ушло от ответственности. Ты не бойся – я за чужие спины никогда не прятался. И если нужно будет, готов ответить. Ты, кстати, не о нас, ты бы о себе побеспокоился. В твою ведь смену все случилось. Скажи спасибо, что победителей, так сказать, не судят. Ты уж искупил свою вину, так сказать, кровью. А то бы, знаешь…
Крылов. Знаю, знаю. Я об этом-то как раз и говорю.
Басаргин (еле сдерживаясь). Ну и ладно. Поговорили, и будет. И хватит об этом. Проще надо на жизнь смотреть. Если выдается в ней что-то хорошее, надо радоваться, а не травить себе душу всякими, понимаешь, выкрутасами. Все. Поправляйся.
Басаргин переходит на правую половину сцены, на левой свет гаснет. Снова приемное отделение. Когда появляется Басаргин, все поворачиваются к нему.
Косарева. Ну как он?
Басаргин (раздраженно). Нормально. Даже злой. А раз злой, значит, здоровый. Больные не злятся, они силенки для себя берегут.
Косарева. Злой – значит, здоровый? Неплохо сказано.
Платонов. Я злюсь – значит, я существую. В здоровом теле злой дух.
Басаргин (игнорируя его, обращаясь подчеркнуто только к Косаревой). Так что здоров ваш Крылов, можете идти к нему. Статья-то готова?
Платонов (Косаревой). Я покурю. (Уходит.)
Косарева. Да не совсем.
Басаргин (смотрит на часы). |