Появился укутанный в теплые одежды Чатем, чтобы заявить протест.

– Пусть метрополия ведет себя как любящая мать по отношению к своему любимому чаду, простит ему ошибки юности и еще раз заключит его в свои объятия, – произнес он.

Норт злился на бессмысленное поведение оппозиции. А правительство столкнулось с серьезной альтернативой: то ли предоставить колонии независимость в надежде, что она по-прежнему будет верна британской короне, то ли силой оружия заставить ее остаться в подчинении метрополии.

Норт и король склонялись к силовому решению, и было решено для усмирения колонистов послать генерал-лейтенанта Томаса Гейджа. Гейдж заявил королю, что колонисты покажутся львами, если они сами будут овечками, но если Англия поведет себя решительно, то колонисты станут кроткими как овечки.

Этот ложный посыл не подтвердился на практике, но было уже слишком поздно, и Георг вскоре писал Норту:

«Третий жребий брошен, и колонии должны или покориться, или они восторжествуют. Я не хотел бы прибегать к более жестким мерам, но мы не должны отступать».

Жребий был действительно брошен, а Георг – близок к тому, чтобы совершить ту стратегическую ошибку, о которой будет сожалеть всю оставшуюся жизнь.

А вскоре произошла еще одна трагедия.

В своей ссылке в Селле Каролина-Матильда постепенно привыкла к тихой жизни и не испытывала особых неудобств. Для нее стало большим облегчением освободиться от датского двора и не видеть Кристиана, своего мужа, который внушал ей такое отвращение, и теперь, кажется, почти совсем сошел с ума. Единственное, о чем она жалела, были ее дети, по которым она действительно тосковала.

Тем не менее она время от времени получала вести о них и пыталась не терять бодрости духа.

Вспомнив прежние дни, когда в юности они увлекались любительскими театральными постановками, Каролина-Матильда договорилась об устройстве театра при замке, и вскоре ее замысел был реализован. Она собрала небольшую труппу актеров, и вместе они разыгрывали пьесы, в которых сама Каролина-Матильда играла ведущие роли. Она рассказывала им о своем детстве, о том, как вся ее семья увлекалась театром и как лорд Бьют, – который был ей почти отцом, ибо она никогда не знала своего родного отца, родившись после его смерти – проявил незаурядные способности в постановке спектаклей, в игре на сцене и, фактически, во всем, что было связано с театром.

Каролина-Матильда очень много читала, и ее часто навещали люди, приезжавшие из Англии и она всегда радовалась новостям из дома.

Ее спокойной жизни пришел конец, когда однажды появился один англичанин, некий мистер Рексхолл, красивый, энергичный искатель приключений.

Ей было приятно присутствие такого очаровательного и занятного молодого человека. Как-то он высказал предположение, что в Дании найдется немало людей, которым ее возвращение стало бы на руку. Они посовещались и решили разработать план действий.

Каролина-Матильда не была уверена в том, что ей хочется вернуться в Данию, но ей исполнилось всего двадцать три года, и хотя она основательно располнела, все еще оставалась привлекательной, с очень светлыми, казавшимися почти белыми волосами; глазами, как и у Георга, голубыми и сияющими.

Рексхолл пленился ею, а его преданность доставляла ей огромное удовольствие, и потому оказалось, что она все больше и больше втягивалась в его планы.

Они вместе сидели во французском парке на территории замка и беседовали о тех днях, когда она вновь взойдет на трон Дании.

– Как было бы прекрасно вновь увидеть моих детей, – сказала она Рексхоллу. – Маленький Фридрих, должно быть, скучает обо мне, а Луиза… она меня не помнит, но ей будут рассказывать обо мне всякие истории, наверняка не очень-то хорошие.