— Мы показали ему Фатимское откровение и откровение из Меджугорья. Нам не пришлось объяснять всю их важность. Даже такой негодяй, как Амбрози, понял все величие того, что его ожидает. После этого он ответил на все вопросы. И умолял меня выслушать его исповедь. — Он указал на кассету. — Но сначала сделали запись. 
	    — Он важный свидетель, — сказал Мишнер. — В самом деле, есть власть превыше вашей. 
	    Валендреа прошелся по кабинету до стеллажей и обратно, как зверь в клетке. 
	    — Папы очень долго игнорировали волю Бога. Откровений Ля-Саллет не было в церковных архивах больше века. Я держу пари, что Дева поведала тем очевидцам то же самое. 
	    — Тех людей, — сказал Нгови, — можно простить. У них в руках были слова очевидцев, а не самой Девы. Ими руководила не трусость, а осторожность. У них не было доказательств, которые есть у вас. А вы знали, что это божественное откровение, и все равно были готовы убить Мишнера и Катерину Лью, чтобы только утаить его. 
	    Глаза Валендреа вспыхнули. 
	    — Вы лицемерный болван. А что я должен был предпринять? Обречь церковь на разрушение? Разве вы не понимаете, к чему приведет обнародование этих посланий? Двухтысячелетняя догма вдруг оказалась ложной. 
	    — Не нам с вами решать судьбу церкви, — ответил Нгови. — Слово Божие принадлежит одному Богу, а Его терпение, видно, истощилось. 
	    Валендреа покачал головой: 
	    — Наш долг — защищать церковь. Ни один католик не стал бы слушать церковь, если бы знал, что она солгала. Ведь речь идет не о мелочах. Отмена целибата?[25] Женщины-священники? Разрешение абортов? Гомосексуализм? И даже непогрешимость Папы! 
	    Но Нгови не отреагировал на его отчаянные доводы. 
	    — Меня больше интересует, как я объясню Богу, что ослушался Его слов. 
	    Мишнер взглянул на Валендреа. 
	    — Когда в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году вы вернулись в хранилище, десятого откровения Меджугорья там еще не было. Но вы выкрали часть Фатимского откровения. Откуда же вы знали, что слова сестры Люсии подлинны? 
	    — Когда Павел читал их, я увидел страх в его глазах. Если даже этот человек испугался, значит, в этих словах что-то было. Тогда вечером в хранилище, когда Климент рассказал мне о последнем переводе отца Тибора и показал часть первоначального текста откровения, я понял, что снова вернулся дьявол. 
	    — В каком-то смысле так и случилось, — заметил Мишнер. 
	    Валендреа удивленно посмотрел на него. 
	    — Если существует Бог, то существует и дьявол, — объяснил Мишнер. 
	    — Так кто же из них убил отца Тибора? — спросил Валендреа с вызовом в голосе. — Это сделал Бог, чтобы открылась правда? Или дьявол, чтобы открылась правда? Они оба преследовали в данном случае одну цель, правда? 
	    — Вы поэтому убили отца Тибора? Чтобы не допустить этого? — спросил Мишнер. 
	    — В любой религии есть свои мученики. — В его словах не прозвучало ни малейшего раскаяния. 
	    Нгови сделал шаг вперед. 
	    — Верно. И мы создадим еще одного. 
	    — Я уже понял, что вы хотите сделать. Сообщить в полицию? 
	    — Вовсе нет, — сказал Нгови. 
	    Мишнер протянул Валендреа маленький желтоватый пузырек. 
	    — Мы предлагаем вас присоединиться к списку мучеников. 
	    Валендреа недоумевающее поднял бровь.                                                                     |