– Разумеется, – глубоко вздохнув, сказал гость. – Чуть больше недели назад пропала моя жена.

– Очень сожалею, – отозвалась я, доставая из стола блокнот и ручку. – Вам известны какие-нибудь подробности?

– Конечно. – Теперь его лицо выражало скорбь. – Моя жена встречалась с друзьями. Задержалась допоздна. Поэтому я не стал беспокоиться, когда проснулся среди ночи, а ее все еще не было дома.

– Какой это был день? – спросила я, делая пометки в блокноте.

Он поднял глаза и задумался.

– Прошлая пятница. В субботу утром я проснулся, но она так и не вернулась.

– Пробовали звонить на сотовый?

– Да. А потом звонил друзьям, с которыми она была в тот вечер.

– Ее сотовый был включен?

– Ее сотовый?

Я прекратила писать и посмотрела на врача.

– Когда вы звонили жене, ее сотовый работал, или сразу включалась голосовая почта?

– Не помню. – Он сдвинул брови. – Кажется, голосовая почта. Тогда я был очень расстроен.

Неправильный ответ.

– Естественно. В котором часу она уехала от друзей?

– Около двух.

– Мне нужны их имена и контактная информация.

– Конечно. – Йост покопался в портфеле, достал из кожаной папки лист бумаги и протянул мне. – Это список большинства ее друзей. Те, с кем она тогда была, помечены звездочками.

– Отлично, спасибо. Как насчет семьи?

– Родители жены умерли несколько лет назад. Но остались сестра и брат. Сестра здесь, в Альбукерке. Брат – в Санта-Фе. Он владелец строительной компании. Видите ли, – он придвинулся к столу, – они не были особенно близки. Она не любила об этом говорить, но мне хотелось, чтобы вы знали, на случай, если они не станут сотрудничать.

Интересненько.

– Понимаю. В моей семье тоже что-то подобное.

Совсем недавно мы с сестрой помирились после надолго затянувшегося взаимного безразличия, ну а с мачехой за десятки лет мы разговаривали и того реже. Чаще всего слова, которые произносит ее рот, наглые и эгоистичные, поэтому меня всегда устраивали наши прохладные отношения.

Я записала имена родственников жены врача и адреса мест, где она работала на общественных началах. Только чтобы все выглядело более или менее официальным. Он то и дело путал времена глаголов, но я пока решила не указывать ему на оплошности.

– Требований о выкупе не поступало?

– Нет. Именно этого и ждет ФБР. То есть, мне кажется, что все дело в этом. Я богат. А кто-то просто хочет денег. Что скажете?

На его лице отразилась боль, и он опустил голову.

– Бывает.

– А сейчас? Чувствуете ли вы, что ваша жена где-то там с нетерпением ждет, когда вы ее найдете?

Не отрывая глаз от пола, он покачал головой:

– Мне хотелось бы верить, что так и есть, но я уже ничего не знаю.

И снова неправильный ответ. В последнем туре «Jeopardy!» он бы с позором продул. Ошибки во временах глаголов, тот факт, что он не знал, был ли включен сотовый его жены (если бы он действительно ее искал, то знал бы это наверняка), и то, что за весь разговор он ни разу не назвал жену по имени, – все это создавало образ богатенького доктора, чьи руки по локоть в крови. Упрямый отказ называть жену по имени говорил о том, что он уже не видел в ней живого, дышащего человека. Конечно, это вовсе не доказывает, что миссис Йост действительно нет в живых, но все же это мощная зацепка. Или так, или он намеренно пытается не видеть в жене личность, чтобы поскорее выбросить ее из головы.

Но последний штрих к портрету заключался в том, что люди, у которых пропали жены, мужья или дети, из последних сил отчаянно цепляются за веру, что их любимые все еще живы.