Так что здесь мы сейчас и находимся, Джек— через пятьдесят лет в реальности после двадцать второго ноября 1963 года. Вьетнам. Уотергейт. Джимми Картер, Рональд Рейган, Буш Первый, Клинтон, одиннадцатое сентября, Буш Второй, война с террором, Ирак, Афганистан— один замес за другим, Джек, но мы не взорвались на своих же бомбах и миллиарды нас всё ещё пьют воду и дышат воздухом. Так что одинокий стрелок всё же сослужил нам добрую службу.

— Ну, — отозвался Боб, — ты обещал мне теорию, и я скажу тебе— это всем теориям теория.

— Как видишь, большинство теорий говорит: если бы ДФК выжил — последствия были бы позитивными. Я не принимаю такого суждения. По тому самому закону непредвиденных последствий его выживание привело бы к негативным последствиям: трагическим и даже катастрофическим. Но мы этого уже не узнаем.

— Ричард, ты или гений, или идиот— я даже не знаю.

— Ну, думаю, ты не удивишься, если я скажу тебе, что уже слышал это раньше не один раз. Теперь переспи ночь с этим и завтра в одиннадцать в лобби «Дал-Текса» тебя ждёт Дэйв Эронс, он покажет тебе здание.

Суэггер вернулся в отель с разболевшейся головой, как будто бы пил. По ощущениям так и было: он употребил научно-фантастический рассказ Ричарда с путешествиями во времени и всякой чепуховой ерундой. Что это была за чушь? Тут был какой-то смысл, но Боб не мог его ухватить.

Ему очень хотелось выпить — как обычно, Боба одолевал соблазн пойти в бар и принять одну порцию, которая станет двумя, которые станут тремя и так далее. Соблазн, который был всегда здесь, как маяк-ориентир для лётчика, никогда не гаснущий.

Нужно было подумать о чём-либо ещё, поместить что-то между собою и своими аппетитами, кружившимися в голове безумным вихрем. Он натянул одежду, обулся, спустился на лифте вниз и прошёл двенадцать кварталов в одиночестве, темноте и прохладе до площади Дили в спешке, неожиданной для боли в его бедре и неуклюжести его походки.

Боб хотел поглядеть на это снова: в темноте, как на очертания без деталей, просто как на форму того кошмарного для многих безумцев места: травяного холма.

Если не приглядываться к деталям, маленький холм на западе площади выглядел абсолютно неприметно. Боб подошёл, забрался наверх и какое-то время смотрел на редкие машины, едущие вниз по Элм, вообразив себя на месте легендарного французского гангстера, излюбленного кандидата одной из первых теорий, который был вовлечён в дело. Корсиканец, как говорилось, как из старого голливудского кино, настолько деградировавший, что мог убить одного из самых блистательных людей в мире, стоял тут, со своим карабином М1, в 12–30 прицелившийся точно в президента и выжавший спуск.

Но…

Нет, неверно. Не мог француз-убийца прицелиться в президента. Президент ехал с непостоянной скоростью, так что его убийца должен был целиться в место перед ним, взяв упреждение порядка шести дюймов для того, чтобы попасть в голову. Стрельба с упреждением требует мастерства и практики, и многие так ничего и не добиваются.

Многие полагают, что французу на холме было легче сделать выстрел, поскольку он был ближе. По их мнению, близость равна лёгкости, а дальность равна трудности. Освальд был в двухстах шестидесяти трёх футах, а француз— в семидесяти пяти. Ясно, что люди, делающие выводы, никогда не стреляли ни влёт, по движущейся мишени ни по бегущим животным или людям.

Суэггер прикинул, что гипотетический француз находился под углом в девяносто градусов к машине, которая как раз в этот момент ускорялась в неизвестном темпе. Для того, чтобы попасть одним выстрелом, — а у него был только один выстрел в рамках проведения операции с фальшивым стрелком, — он должен был выстрелить с упреждением. В стендовой стрельбе по летящим глиняным тарелочкам такой выстрел, который зовётся «пересекающим», считается самым сложным, поскольку требует самого большого упреждения.