|
Здесь было очень много мебели. Обычно Меркант сидел за огромным письменным столом, устроившись в кресле, которое казалось слишком большим, чтобы он мог удобно сидеть в нем. У Мерканта не было никакого распорядка дня. Он работал, пока не начинал ощущать себя настолько усталым, что дальнейшая работа не имела смысла, потом шел спать и снова вставал, едва почувствовав себя отдохнувшим. Ординарцы Мерканта были настоящими мучениками. Большинство из них любили регулярно высыпаться. Но Меркант считал, что безопасностью мира нельзя пренебрегать ради привычки отдельных людей к буржуазной размеренности жизни. В этот день он встал в три часа — не зная, было это три часа ночи или три часа дня. В три часа пятнадцать минут появился сержант О'Хэли и доложил: «За прошедшие четыре часа не произошло ничего необычного, сэр». После этого он снова вышел и через несколько минут вернулся с кофе и бисквитами. Он терпеливо ждал, пока Меркант сделает первый глоток горячего кофе и задаст обычный вопрос: «Сколько сейчас времени, сержант?» «Три часа двадцать три минуты, сэр». Меркант поверх чашки посмотрел на часы. Было три часа двадцать две минуты. «Какое сейчас время суток?» «Утро, сэр!» Меркант довольно кивнул. О'Хэли отдал честь и вышел из комнаты. Он уже больше не задумывался над этой странной церемонией, хотя, когда он начал службу у Мерканта, все это казалось ему дурной шуткой. Пластические операции могли творить трудно распознаваемые чудеса. Поэтому, чтобы обезопасить себя от прокравшихся к нему двойников, он вменил своему сержанту-охраннику в обязанность при ответе на обычный вопрос о времени называть на минуту больше, чем было в действительности. Точно так же он велел говорить «утро», если это был вечер или день и наоборот. О'Хэли был убежден, что Меркант расстрелял бы его на месте, если бы он по рассеянности назвал ему правильное число минут и время суток. Меркант считал это достаточной проверкой; когда О'Хэли доложил, что сейчас утро, он знал, что в действительности сейчас день. Через полчаса после О'Хэли он принял капитана Циммерманна с рапортом. Капитан начал: «Самое главное, сэр: «Переговоры с офицерами Азиатской федерации. Майор Первухин из Москвы в качестве наблюдателя». «А что он собирается наблюдать? — равнодушно спросил Меркант. — Вы имеете представление о том, что этим азиатам опять надо?» «Говорят, у них есть много новых предложений и они хотели бы обсудить их с Вами, сэр». «Предложения, о чем? О длительном мире на Земле?» «Нет, сэр. Предложения, как расправиться с дезертиром в пустыне Гоби». Меркант поднял правую руку и с интересом рассматривал свои ногти. «Не надо постоянно говорить „дезертир“, Циммерманн! Я слышал много хорошего о Третьей власти и не хотел бы судить о ней, пока не буду точно знать их целей». Циммерманн ничего не ответил. «Что еще?» — спросил Меркант. «Пока ничего, сэр». «Спасибо!» Циммерманн отдал честь и вышел. Родан посадил лодку на триста километров вглубь страны, на гладкой поверхности серо-голубого льда. Ледяная поверхность была небольшой по площади и со всех сторон окружена горами значительной высоты. Можно было не опасаться, что кто-то случайно обнаружит лодку. Кроме того, триста километров было для Гренландии приличным расстоянием. С помощью технических средств, имеющихся в распоряжении на лодке, Родану не составляло труда избежать пеленга многочисленных, особенно в районе фьорда Уманак, радиолокационных установок. Он был уверен, что наблюдатели заметили на своих экранах не одну вспышку. Прямое оптическое наблюдение Родана не волновало. Небо низко висело над Гренландией, и было легче оставаться под покровом облаков, чем окружить всю лодку энергопоглощающим дефлекторным экраном. |
