То, что эта девушка в свои восемнадцать проявляла по отношению к нему почти материнскую заботу, трогало его до слез. И Сашенька сумела при лунном свете разглядеть, как увлажнился взгляд ее спутника. Всплеснув руками, она воскликнула в отчаянии:

— Ну вот вы уже плачете! Что мне сделать для вас, Михаил Антонович? Как заставить вас хоть на минуту отвлечься от своего горя?

— С вами я готов забыть обо всем на свете!

Эти слова были чистой правдой. Но произносить их не следовало — это Орлов понял уже в следующее мгновение, увидев, как изумленно распахнулись глаза девушки.

— Вы… — Сашенька запнулась и начала снова: — Вы говорите так из вежливости, да?

Он растерялся. Подтвердить, что он сказал это лишь из вежливости, значило оправдать свои намерения, но оскорбить девушку. Впрочем, Орлов опасался, что она в любом случае могла почувствовать себя оскорбленной.

Сашенька была сейчас так близко, что Михаил Антонович ловил и пил ее дыхание. Кровь уже шумела у него в голове, пульсировала в висках, а в груди щемило так, будто он уже терял эту чудесную девушку, еще не приблизившись к ней. Разве можно было допустить, чтобы это произошло с ними на самом деле?

Но он решился, бросился как в омут с головой.

— Нет, Сашенька! Это не вежливость. Просто когда вы… рядом… так близко…

— Остановитесь! — вскрикнула она и отпрянула от него.

Лицо ее было искажено ужасом, глаза расширены. Орлов прошептал в отчаянии:

— Я напугал вас. Я вызываю у вас отвращение…

— Нет! — Сашенька прижала ладони к разгоревшимся щекам. — Не отвращение, что вы. Но я… я никак не ожидала… Мне и в голову не приходило…

— Что ваш мнимый жених и впрямь может попасть под ваше очарование? Отчего же? Разве вы даже мысли не допускали, что я — мужчина?

— Конечно, — пролепетала она, — но…

— Слишком старый мужчина? Но мне еще нет сорока, я даже моложе ваших родителей… Боже, о чем это я? — внезапно опомнился он. — Простите меня, простите!

Схватившись за голову, Михаил Антонович пошел прочь, не разбирая дороги. Ветви кустарников цеплялись за одежду, то ли пытаясь удержать убитого горем человека, то ли издеваясь над ним. Он не помнил, в нужном ли направлении идет, в той ли стороне выход из сада, он брел наугад, помня только о том, что нужно уйти от Саши как можно дальше, на безопасное расстояние. Ему было стыдно за себя, как никогда в жизни. Никогда еще ему не доводилось выставлять себя таким дураком! Да еще в глазах девушки, которая была так симпатична ему. И приходилась дочерью его лучшему другу.

— Михаил Антонович! Господин Орлов! — услышал он Сашин зов.

Но он не обернулся, не откликнулся, а напротив — ускорил шаг, почти побежал прочь от этой невинной девушки, в глазах которой теперь был отвратительным старым развратником. Он дал себе слово никогда больше не показываться Сашеньке Микульчиной на глаза.

* * *

— Ты что это, душа моя, по саду, что ли, ночью шастала?

Мать стояла у постели с Сашиным платьем в руках.

— Подол весь мокрый, грязный. Это что еще за новости? Луной вздумала полюбоваться? Так из окна ее можно увидеть, чего на холод тащиться? Или у тебя тайное свидание с кем было? Лучше сразу признавайся. Все равно выпытаю.

— Каленым железом пытать будете? — пробормотала Сашенька в подушку.

— Понадобится, так и каленым.