Теперь дочь свободно говорит на нескольких языках, и в знании истории Сашенька любого заткнет за пояс. А уж о литературе и говорить нечего! Она еще ребенком таскала книги из отцовской библиотеки, и Анна Владимировна тревожилась, как бы малышка не лишилась зрения. Так что этот самодовольный красавец напрасно думает, что чем-то превосходит ее девочку!

— Да разве женщина может вести себя в любви так же свободно, как мужчина? — простодушно удивился Оленин.

— А что ей может помешать? — Анна Владимировна уже закусила удила. — Мнение света? Так ведь некоторые вещи не обязательно выставлять напоказ.

— Но… — он явно пребывал в растерянности, — как же вы… Вы же мать!

— И что из этого следует? Что я должна запрещать моей дочери вкушать радости жизни, чтобы она вышла замуж совершенно неискушенной и стала настоящим несчастьем для супруга? Нет, мой милый Дмитрий Николаевич! — Она покачала пальцем перед его носом. — Эти времена давно прошли. Теперь я могу лишь посоветовать дочери, как избежать нежелательных последствий любви. Но ограничивать ее свободу… Разумеется, остаются какие-то рамки приличий, и необходимо их придерживаться. Но загонять Сашеньку в прокрустово ложе условностей света, я не намерена.

Оленин был совершенно уничтожен. То, что он до сего дня считал признаком истинной к нему любви, по словам Микульчиной, оказывалось не более чем шалостью молоденькой девушки. И вполне допустимой шалостью… Теперь его раскаяние в том, что он так откровенно пренебрег любовью Сашеньки, предстало перед ним лишь пустой тратой времени.

Это вызвало у Дмитрия досаду. Ведь до сих пор мысль о том, что его любит такая красавица, как Саша Микульчина, весьма тешила его самолюбие.

— Она еще замужем наскучается, — безжалостно добавила Анна Владимировна. — Так что пока пусть развлекается вдоволь.

— Выходит, я был для нее всего лишь очередным развлечением? — пристыженно пробормотал Дмитрий.

«Ага! Вот так-то тебе, голубчик!» — злорадно подумала Анна Владимировна. Женщина была рада, что ей удалось хоть таким, не совсем честным способом отомстить за дочь, которую в последнее время она не раз заставала в слезах. Настал и его черед терзаться и страдать.

Микульчина едва сдержала усмешку: «Ничего, ничего, пускай! Мужчинам страдания всегда идет на пользу. Душа развивается. Перестрадает вдоволь, глядишь, добрее станет. Уже другую девицу, может, и не обидит».

— Не переживайте, голубчик, — сказала Анна Владимировна с улыбкой и потрепала юношу по щеке. — Вы так молоды и так хороши собой. Еще много девушек отдадут вам свои сердечки. Смотрите, обращайтесь с ними поосторожнее!

И, довольная проведенным разговором, она пошла вдоль аллеи, помахивая кружевным зонтиком, который сегодня не приходилось открывать. Небо с утра немного хмурилось, и Анна Владимировна беспокоилась, как бы Сашенька с Орловым не угодили под дождь. Впрочем, от него всегда можно спрятаться под каким-нибудь старым дубом. Под его сенью бывает так уютно и романтично…

* * *

— Ай, дождь! — вскрикнула Сашенька, когда первые капли неожиданно упали ей на лицо.

Быстро стерев их ладонью, она повернулась к Орлову, который почему-то все время ехал чуть позади нее. Саша и не догадывалась, что ему доставляет неслыханное удовольствие любоваться ее стройной фигуркой. То, что Сашенька все-таки устроила эту прогулку, Михаил Антонович воспринял как знак примирения.