— Ты же знаешь, как я люблю твои волосы. Я полагаю, ты специально спрятала их, чтобы досадить мне?
— Доволен собой?
— Может быть, — мягко сказал он. — А может быть, я достаточно знаю женщин, достаточно знал их, чтобы догадываться, как работает ваш мозг, когда вы желаете отомстить кому-то. Холодные ноги, холодные плечи и холодные постели. Прекрасно, мы все проверили, кроме ног, но я полагаю, что никогда не поздно это сделать.
Она бросила в него книгу, и он поймал ее налету.
— Если ты хочешь привести меня в ярость, дорогая, то я уже почти в нужном настроении. Не испытывай судьбу.
Розлинн сама была слишком сердита, чтобы понять, что она никогда не видела Энтони таким. Он был спокоен, он держал себя в руках. И он был очень рассержен. Розлинн просто не заметила.
— Может быть, ты выйдешь отсюда? — угрожающе предложила она. — Я еще не готова беседовать с тобой.
— Это я вижу, — сказал он и бросил ее ночной колпак через всю комнату. — Но меня абсолютно не волнует, готова ты или нет, моя дорогая, — Энтони придвинулся к ней вплотную, и она подняла руки, чтобы оттолкнуть его. — Вспомни первое условие этого брака. Я должен сделать тебе ребенка по твоему же собственному настоянию. Я согласился только на это.
— Ты согласился и со вторым условием и реализовал его. А все твои сладкие речи о переменах — сплошная ложь.
Теперь она уже видела, что он весьма сердит: это отразилось в тяжелом блеске его глаз, в том, как плотно он сжал челюсти. Он стал вдруг другим мужчиной — незнакомым и пугающим своей жестокостью. Интересно, что он сделает, на что способен?
Но Энтони был зол, а не безумен. Огонек страстного желания вспыхнул в глазах Розлинн, хотя она оттолкнула его, напомнив о договоре. Она хотела его. Даже обиженная и сердитая, она все еще хотела его. Уверенный в этом, он решил подождать, когда пройдет пик ее злости: он не хотел, чтобы однажды утром проснулся бы рядом с ней плачущей и взятой им силой.
— Тебе действительно нужно было бы подкрасить носик, дорогая. Может, тогда бы я поверил в твое недомогание.
Розлинн заморгала, не веря своим ушам:
— 01 Она пихнула его изо всех сил, и Энтон встал с постели. Но он все еще улыбался, глядя на нее сверху вниз.
— Я был терпелив, но хочу предупредить тебя. Мужская страсть подобна факелу. Нельзя испытывать ее слишком часто, особенно, когда мужчине не за что просить прощения и чувствовать угрызения совести — пока.
— Ага!
Энтони, идя к двери, не обратил внимания на ее последнее восклицание.
— Лучше будет, если ты скажешь мне, сколько продлиться наказание.
— Я не наказываю тебя, — холодно настаивала она.
— Разве, дорогая? — он повернулся, чтобы уколоть ее. — Ладно, но помни, что в эту игру могут играть и оба…
Остаток ночи Розлинн провела, размышляя, что же он этим хотел сказать.
— Господи Иисусе, Мэлори! Не удивительно, что Билли попытался отвертеться от боя сегодня, как только увидел тебя. Я всегда говорил, что ринг — хорошее место, чтобы избавляться от разочарования, но, как видно, к тебе это не относится.
— Заткнись, Книгтон, — отрезал Энтони, снимая перчатки.
— Тогда, пусть проклят я буду, — сердито сказал Книгтон. — Хотел бы я знать, где мне искать другого идиота, который бы вышел с тобой на ринг. Вот что я тебе скажу. Пока не решишь все постельные вопросы со своей девчонкой, держись подальше от моего ринга.
Энтони солгал, что у него проблемы с девушкой. Но Книгтон был другом. |