— Побриться хочу. Как-никак столица.

— Сейчас принесу.

Игорь достал из сумки помазок, мыльный порошок, бритву, одеколон. Аккуратно и быстро побрился. Выйдя из землянки умыться, Игорь наконец-то рассмотрел лагерь. Прямо между деревьями виделись накаты землянок, несколько шалашей приткнулись у кромки леса. Мимо него ходили какие-то люди в штатском, но с оружием, прислонясь к телеге, глядела на Игоря высокая девушка в гимнастерке, горели костры.

— Мы пищу днем готовим, — пояснил Пономарев, — ночью нельзя. Немцы летают, обнаружить могут.

— А днем по дыму?

— А где он, дым-то?

Действительно, костры почти не дымили.

— Мы березовые дрова специально сушим. Они быстро горят, жарко и без дыма.

Игорь вытерся жестким вафельным полотенцем и еще раз огляделся.

— Потом посмотришь, пошли обедать.

— Как обедать?

— Очень просто. Завтрак ты, дорогой мой, проспал.

После обеда Пономарев показывал ему лагерь. Они заходили в землянки, посмотрели оружейную мастерскую, склад трофейного оружия, госпиталь.

Игорь знакомился с самыми разными людьми: рядовыми партизанами, командирами и даже комиссаром бригады. Его очень удивило, что в лагере много девушек, причем большинство из них москвички, окончившие специальные школы. День прошел незаметно, уж слишком много новых впечатлений было у Муравьева. До этого он, да и не только он, с жадностью читал в газетах очерки о партизанах. В отрядах побывали писатели и журналисты. Их рассказы всегда были восторженно-приподнятыми. Писали они только об убитых немцах, засадах, пущенных под откос эшелонах. Когда Игорь читал эти материалы, он представлял себе партизан в основном бородатыми стариками или совсем молодыми ребятами-допризывниками. Обычно такими их и в кино показывали.

На самом деле отряд, или, как он именовался, партизанская бригада, был обычным воинским подразделением, с четкой, отлаженной службой, с железной дисциплиной. От обыкновенной кадровой части он отличался лишь разномастной одеждой. Но командиры все были в форме, многие даже со знаками различия.

Когда начало смеркаться, Пономарев сказал:

— Пора собираться. Пойдем заправимся на дорожку.

В землянке собралось несколько человек, как понял Игорь, все работники Харьковского управления НКВД. Один из них быстро разлил по кружкам что-то пахучее из круглой бутылки.

— Ром, трофейный. Ну, давай, ребята. За нас, орлов-оперативников.

Игорь глотнул, у него перехватило дыхание. Ром был необыкновенно крепким.

Все выпили, убрали кружки. Начали закусывать.

— Ты не удивляйся. Это мы только ради твоего отъезда. А так у нас очень строго с этим делом. — Пономарев щелкнул себя пальцем по горлу. — Ты давай закусывай.

Когда пили чай, он наклонился к Игорю и смущенно прошептал:

— Ты мне отлей своего одеколона немного. Понимаешь, девушка одна пришла...

— Да я тебе весь отдам, и мыло, и лезвия, если хочешь. У меня в Москве еще есть. — Игорь обрадовался, что хоть чем-то может отблагодарить хорошего человека за заботу.

— Вот спасибо тебе. А я даже попросить боялся. Я тебе тоже от всех нас подарок приготовил.

Пономарев подошел к кровати и вытащил из-под подушки две блестящие кожаные кобуры.

— На, владей. Парабеллум и «вальтер». Патронов к ним сейчас насыплю.

В дверь землянки кто-то заглянул:

— У вас человек из Москвы?

— Здесь.

— Командир приказал срочно к самолету.

Игорь попрощался с Пономаревым у самолета. Вылет почему-то задерживали. Пилоты нервничали. Муравьев сел на поваленное дерево, закурил, пряча огонь папиросы в кулаке. Он курил и слушал ночь. Она была наполнена звуками. Они то замолкали, то вновь приближались к нему: казалось, что кто-то невидимый играет на странных музыкальных инструментах.