Вы с Нещуром хорошо поработали на Смотре, но вам не хватило опыта, да и коварство Бурезова было слишком изощренным. Только в удивительном мире необязательного будущего мне удалось отыскать некоторые ответы.
Все ждали продолжения, но чародей, убедившись, что завладел вниманием слушателей, сперва приложился к своему вареву, а потом обвел их долгим взором:
— Бурезов отнюдь не случайно столько сил и средств потратил на подготовку этой ярмарки. Он не мог быть совершенно уверен, что Совет Старцев не вышлет своего человека ему в помощь — и в этом случае все должно было пройти без сучка без задоринки. Подбор товаров он осуществил как очень глубокое, тщательно продуманное заклинание. Соединясь вместе, все эти невинные «безделушки» и «пустячки» должны образовать своего рода ауру потребительства, эпидемию вещизма, которая меньше чем за год до неузнаваемости изменила бы население Дивного. Позже я объясню подробно, что означают эти слова, а пока просто поверьте: самые коварные демоны Исподнего мира не смогли бы измыслить более верное средство к уничтожению славянского духа. Все эти сотовые «клушки» и очки-духовиды, роскошные самобранки и даже «предметы оргиастического культа», которые Израэль Рев конечно же никуда с собой не повезет, должны, по мысли Бурезова, распространиться по Словени, обратив ее великие силы, о которых так страстно вещал он нынче в святилище, к целям самым низменным и недостойным.
— Но как, учитель? Разве не прав был князь, когда сказал, что славяне никогда не пойдут покорять другие народы — в том и сила их… Разве это не правда? Прости, учитель, в это я не могу поверить.
— Князь умен, — кивнул Наум. — И он прав: сегодня славяне не станут никого воевать. А вот если в будущее посмотреть…
— Хотя бы и в необязательное? — догадался Нещур.
— Да. Как иная хворь, вовремя не излеченная, оставляет память о себе на всю жизнь, так и поветрие вещизма не проходит бесследно. Что такое «безделушки» Бурезова? Такие славные пустячки — сплошное удобство… которое скоро станет для всех обязательным. Без разбора: надо, не надо — а каждый хочет того же, что у всех есть. И метится общее для всех счастье. Такие оспины в душах оставляет вещизм.
— Вещизм? Дикое какое-то словечко, — проворчал Светорад. — Вроде бы понятное, славянское, но не наше. И что же дальше?
— Дальше проще некуда, — вздохнул Наум. — Достаточно уверовать каждому, что благо — это то, что хорошо для него, и нет такого преступления, которого не совершил бы человек во имя всеобщего блага. Думать уже не надо, ибо все давно кажется ясным и простым. Возражений можно не слушать, потому что всякий, кто спорит с твоим благом — либо желает зла, либо не понимает своего счастья. Можно самозабвенно верить в собственную святость и жертвенность. И убеждать спорщиков огнем и мечом… Всеобщее благо легко умещается на конце копья.
— А при том правителе, которого хотел Бурезов посадить в Ладоге, все случилось бы еще быстрее и проще, — заметил Светорад. — Вот когда мощь славян обернулась бы неукротимым бешенством.
— И все из-за нескольких проданных на ярмарке вещиц?— спросил Упрям.
— Все начинается с чего-то, — пожал плечами его учитель.
Нещур закивал, припомнив:
— Не случайно Бурезов обмолвился о камушке, брошенном с вершины торы.
— Вот именно. Поэтому настоящая работа ждет впереди, — несколько утомившись речью, вздохнул Наум. — Но прежде я желаю услышать подробный рассказ о твоих приключениях. Упрям. Приютивший меня человек и сам был до некоторой степени чародеем, он порой мог показать мне тебя, но слишком многого я не видел. Что это за паренек тут крутился? Шустрый такой, даже подозрительный. |