– Ничего себе хиппи, – сказал Лепидопт, эхом повторив слова бедняги Сэма, и поднялся с дивана. – Билет на самолет, чеки за бензин?

– Ничего такого, никаких ключей, ни наличных, ни банковских карт вообще. И еще она была босиком, Сэм не ошибся, и поблизости обуви не обнаружилось. Туда подъем неблизкий по пешеходной тропе, а на ногах у нее ни царапинки.

– Хм. И кто же у нее ближайшие родственники?

– Некий Фрэнк Маррити – с двумя «р» – и Мойра Брэдли. У Фрэнка код 909, это час езды на восток от Пасадены, а у Мойры 818, Пасадена.

Боззарис уже листал на кухне пасаденский телефонный справочник.

– Брэдли, – зачитал он. – Беннет и Мойра – помните «дядю Беннета»? Улица Альмараз, 106. По 909 в адресной книге ничего нет.

– Да, наверняка это тот «дядя Беннет», упоминание которого поймал Сэм, – кивнул Лепидопт. – Как раз перед тем, как «опустили могильную плиту». Пусть твой саян ищет Фрэнка Маррити. А потом увезите Сэма на Першинг-сквер. И не забудь снять голографический талисман.

– Не забуду. А ты бы связался с Тель-Авивом, чтобы нам прислали нового дальновидца.

– Свяжусь. Но я уверен, что такого, как бедняга Сэм, больше не будет. Сегодня же вечером пошлю е-мэйл Адмони.

Он не ждал ничего хорошего от передачи рапорта – в Моссаде жестко осуждали, когда саяним причинялся ущерб, не говоря уже о доведении до смерти. Однако Глатцеру было за семьдесят, а в таком возрасте сердечный приступ дело обычное.

– Как у нас обстоит с явочными квартирами в районе 909?

– Есть две оборудованные и оплаченные квартиры – в Сан-Бернардино и в Риверсайде, – ответил Малк. – Но, поверь, для дела такого рода лучше…

– Знаю, – перебил Лепидопт, – лучше вигвам.

– Именно. Мотель «Вигвам» на Шоссе 66.

– Начну с Фрэнка Маррити, – думал Лепидот. – Почти наверняка Глатцер «считывал» сегодня именно его: мужчина с маленькой девочкой.

5

«Историю Гека Финна рассказывает сам Гек Финн со своей точки зрения».

Ему вдруг стало лень читать следующее предложение, и Фрэнк Маррити уронил синюю тетрадку с сочинением на колени. Стопка таких же тетрадей лежала на столе рядом, но ровно в это мгновение Фрэнк решил сказаться завтра больным, поэтому они уже не угнетали его как раньше, когда он садился за проверку.

Он сидел в верхней гостиной, в кресле у холодного камина, а Дафна спала на диване перед подвешенным на стену телевизором. Она задремала под «Мэри Поппинс», и отец выключил телевизор. Девочка спала как будто спокойно, будить ее не хотелось.

Он набил трубку и выпустил облачко дыма в сторону томиков Диккенса на каминной полке. Руки уже не дрожали, но он все еще чувствовал тошноту.

Полтергейст? – размышлял Фрэнк, снова выпуская на поверхность мрачные, полубредовые мысли. Да, наверняка полтергейст. Девочка-подросток – ну, почти подросток – и когда она испытывает эмоциональный стресс, в доме что-то ломается или загорается. Интересно, кто-нибудь из детских психологов специализируется на… полтергейсте? Может, это одноразовое явление, и к утру все пройдет? И мы сможем обо всем этом забыть.

Один из котов, бесхвостый, серый с черным, драл когтями спинку дивана, уже изодранную в клочья его предшественниками, облюбовавшими диван.

– Нет-нет, Шац, – рассеянно проговорил Маррити, повторяя обычную фразу Дафны, – мы так не делаем. Мы об этом уже говорили, помнишь?

Что же это, черт возьми, за фильм завалялся у Грамотейки, если ребенок от него сходит с ума? Впрочем, Грамотейка, как видно, действительно собиралась сжечь кассету.