|
Она сама сербка, из Белграда, и всего-то несколько лет назад в нашу деревню приехала. Хасан этот, муженек ее, там работал, в Белграде-то, строил что-то. У нее же работы не было, будущего никакого. Поверила, глупенькая, в его посулы, приехала сюда. У них семейка еще похлеще нашей будет, — заметила Светлана, резко махнув рукой. — Папаша его в совете старейшин в деревне заседает и много мнит из себя. У них там сплошной домострой. Терроризировали они бедную, как служанку использовали, ведь знали, что податься ей некуда, никто не защитит. Хасан ее оказался самым настоящим бездельником. Дома он вообще не работал. Только съездит куда-нибудь на заработки, а потом чуть ли не по году слоняется без дела. У моего-то хоть какое-то образование! Научили его в Москве элементарщине, хотя тоже проку мало. Тот, считай, вообще неграмотный. К тому же еще и бабник завзятый. Погулять любит, ни от кого этого не скрывая. Сербка забеременеть никак не могла. Год прошел, два, а детей у нее все нет. Ну, тут свекровь взбеленилась, мол, на ком женился, кого привез, она даже ребенка родить не может! Снежана, Снежана ее зовут, Снежана Иванчич, все себя винит. Первый аборт, мол, сделала, то ли от негра, то ли этого, как их, отделились которые…
— Косовского албанца, — подсказала Джин. — Вот-вот, — подтвердила Светлана, удовлетворенно закивав. — Этого самого. Запутаешься с этими ребятами. В общем, себя винила. Все на нее в деревне ополчились, слова доброго не скажут. Снежана в слезах. Вот со мной только и общалась. Мне что, — равнодушно сказала Светлана. — От меня давно уж отвернулись все. Мне плевать, я уж привыкла. Плакала, плакала она. Потом свекровь ее, чтоб наказать, наверное, дала распоряжение. Мол, хватит дома сидеть, на работу надо устраиваться, иди, паши на них, корм в дом приноси. Отправила Снежану в одно богатое семейство, убирать и стирать. Там сынок-то ихний за ней и приударил, и обрюхатил. Вышло, не она, значит, виновата, что детей нет, а Хасан ихний бесплоден. Ну, тут началось! Страшно рассказывать. Хасан ее избил, а у Снежаны выкидыш случился. Она из дома сбежала, да ко мне ночью постучалась. Вместе мы с ней в горы побежали, но куда идти-то? Денег нет, как и крыши над головой. В горах шалашик соорудили. Она там некоторое время пряталась, а я ей еду тайком носила. Ну, а потом уже выхода не было. Решила Снежана границу перейти, и там, в Сирии, как-то выживать. Здесь-то куда ни сунься, везде полиция бедную женщину разыщет, — произнесла Светлана, в очередной раз взглянув на Алекса, — и к мужу вернут. Он же ее полновластный хозяин. Куда она от него денется? Из Сирии обратного хода нет, а ей страха большего не придумать, чем снова в тот дом явиться. Лучше даже помереть в каком-нибудь борделе. Так и ушла Снежана тропинкой горной, которую все местные знают. Взяла мой телефон, говорит, позвоню, коли жива буду, а устроюсь, так и ты ко мне беги. Я бы и побежала, да вот сына в израильскую армию взяли. Другая надежда у меня появилась, гораздо крепче перспектива. В ином случае-то только беги, хоть и в бордель, куда там еще денешься. — Так как, устроилась ваша подруга? — спросила Джин. — Да, устроилась. В одном отеле с иракскими беженцами. Там мамаши девочками торгуют для радости богатых туристов из Саудовской Аравии. Для этих, в белых балахонах да платках пятнистых. У них денег куры не клюют. Нефтяные магнаты, короче говоря. Вот Снежана там и убирает, и спиртное разносит, и для особых клиентов услуги оказывает. Куда без этого… Она хорошенькая, как картинка, к тому же славянка, а магнаты подобных девиц любят. Снежана мне звонит каждую неделю, во вторник или в среду. Так уж мы договорились, хотя из отеля ей звонить запрещено. У сербки этой спонсор один завелся, — тихо заметила Светлана, хихикнув в кулачок. — Мулла, знаете ли. — Мулла? — удивленно переспросила Джин. |
