— Мулла? — удивленно переспросила Джин.

— Ага, — подтвердила женщина. — Он у себя в мечети весь такой правильный, а в свободное время чалму снимает и с бабами любит поразвлекаться. К тому же взятки берет немалые. У него вилла в горах на берегу водопада, вот мулла Снежанку туда возит. Да и чтоб не платить девушке за ее услуги. Жадный мужик. Позволяет пожить денек-два по-человечески. Там у нее комната своя, телефон, прямо все, как в богатом отеле. Ну, и обслуживает его, конечно. Он самый настоящий коз…, ой, простите, — вдруг осеклась Светлана, несколько смутившись. — Тот еще извращенец, хоть и мулла. Ненасытный. Ты ему по-всякому удовольствие давай, а то доволен не будет.

— Светлана, как вы думаете, если мне в тот бордель к вашей подруге устроиться, возьмут меня? — серьезно спросила Джин.

Алекс внимательно посмотрел на нее и покачал головой.

— Вам, в бордель?! — воскликнула шокированная Светлана, даже закашлявшись от неожиданности. — Да вы знаете, что там делается? Это ж все нелегально. Эти сирийцы очень хитрые. У них вроде как закон и запрещает всяческий разврат, а чиновники и военные так воруют, что деньги некуда девать. Вот они и устроили этот подпольный бизнес себе на развлечение. Крышу, как говорится, обеспечивают. Полицию нравов спроси, они вам ответят, дескать, ничего такого у нас нет. Типа мусульманская чистота во всем. На самом деле шейхи эти саудовские да иорданские валом туда приезжают. У себя-то дома только за один подобный разговор их ждет удавка. В Сирии подобные удовольствия можно без проблем получить. В каждом крупном городе по целой сети. Из одного только Ирака полно беженцев. Жить-то на что? Так родители своих девчонок малолетних чуть ли не с пяти лет в эти бордели посылают. Снежанка рассказывала, стоят чуть ли не плачущие дети на подиуме, а мужики их вовсю лапают. Да их лапать-то еще не за что! Не понравится девочка такому заезжему богатею, так семье есть будет нечего. Обращаются с ними хуже, чем со скотами, — добавила Светлана, горько вздохнув. — В подвалах взаперти держат, чтоб средь бела дня не видел никто. Охранники на них мочатся и сигареты на теле гасят. Все это выделывают под портретом их Башара Асада. В своем уме-то они? — громко спросила сама себя Светлана, покрутив пальцем у виска. — Это как если бы в советское время в подпольном публичном доме портрет Ленина повесили на видном месте. Без портрета — никуда. Якобы приличное заведение. Ох, паскудники чернозадые… Девчонки в качестве рабынь все терпят. Куда обратишься? Если официально нет проституции, значит, и прав никаких, и защиты, и лечения. Дохни, как собака под забором. Зачем вам-то все это нужно, госпожа? — повторила свой вопрос женщина, пожав плечами. — Вы, например, доктором устроиться можете, — предположила она.

— Доктором я устроиться не могу, так как если и попаду в Сирию, то нелегально, — ответила Джин.

— Да зачем вам туда? В Израиле в сто раз лучше! — воскликнула Светлана, глядя на нее с изумлением. — Это ж только в нашей совдепии показаться могло, что Сирия — это заграница. Такой дуре провинциальной, как я, которая ничего толком в жизни не видела. Мне унтер-офицер там сказала, которая моего сына перевязывает, вы аж из Америки приехали. Да виданное ли дело, чтоб из Америки, — громко заметила Светлана, расширяя от изумления глаза, — да в Сирию?! Рай земной еще тот…

— Я туда собираюсь, конечно, не для удовольствия. Работа, — сдержанно ответила Джин. — Вот скажите мне, — спросила она, наклоняясь к женщине, — вы сможете провести меня той же тропой, какой вели Снежану, и поговорить с ней, чтобы на первое время она взяла меня под свою опеку, представив как родственницу или подругу? Я пойду под арабским именем, якобы как беженка из Ирака.