Марко подумал, что девчонка она зажигательная, и ткнул в бок Андреаса:

— Чего это на Йорга нашло? Почему он выпихнул ее из койки? Никак решил заделаться в мусульмане и стать мучеником: на земле только мольба и молитвы, а женщины после, на небесах, где девственниц будет без счета? — Он покачал головой. — Он вроде бы никогда…

Андреас отвернулся, не говоря ни слова. Но у подножия лестницы встретил спускающегося вниз Йорга. Он переменил ночную рубашку на джинсы и майку.

— Ситуация вышла некрасивая, и я не хотел бы, чтобы вечер завершился на этом.

Ему стоило заметного усилия взглянуть в лицо Андреасу; его взгляд то и дело уходил в сторону, но он каждый раз заставлял себя взглянуть ему прямо в глаза. Затем Йорг направился к Хеннеру и мужу Карин, которые беседовали в сторонке, и снова повторил только что сказанное. Андреас последовал за ним, подошел и Марко, который слышал последние слова, и теперь они все обратились к нему лицом в ожидании продолжения. Когда они поняли, что у него заготовлена одна эта фраза, он и сам догадался, что этого маловато.

— Я знаю… Я предстал в некрасивом виде. Кристиана по случаю моей первой ночи на свободе сшила мне на заказ ночную рубашку, потому что мне нравится спать в ночной рубашке, а готовой теперь нигде не купишь. Вот я ее и надел. Я не ожидал, что вы все увидите меня в этом наряде. — Тут он понял, что и этого объяснения недостаточно. — Мы с ней… У нас с ней вышло недоразумение, просто недоразумение, и ничего более. — Теперь сказанного будет достаточно. Он признал, что показал себя не в лучшем виде, признался, что произошло недоразумение, так что он исполнил все, что требовалось, и остальные должны будут оставить его в покое. Он посмотрел на них. — Я выпью еще бокал красного вина.

9

Ульрих подсел на стул возле лежащей на кровати дочери. Она натянула одеяло до самого подбородка и отвернула лицо. Ульриху не было видно, как она плачет, он только слышал этот плач. Он положил ладонь на одеяло, почувствовал ее плечо и постарался придать своей руке утешительную, успокоительную весомость. Когда слезы иссякли, он еще немножко подождал и затем сказал:

— Ты не должна чувствовать себя униженной. Просто тебе попался не тот человек.

Она обернулась к нему заплаканным лицом:

— Он ударил меня. Не сильно, но ударил. Поэтому я закричала.

— Он просто не выдержал. Он не хотел обидеть тебя, хотел только избавиться от твоего присутствия.

— Но почему? Ему было бы со мной хорошо!

Он кивнул. Ну да. Его дочь подумала, что осчастливит Йорга! Не то чтобы это было ее главной целью, она не бросалась ему на шею ради того, чтобы его осчастливить. Или потому, что внезапно в него влюбилась. Она хотела переспать со знаменитым террористом, чтобы потом можно было похвастаться, что вот, мол, я спала со знаменитым террористом. Но она не стала бы этого делать, если бы не сказала себе, что ему от этого будет хорошо после стольких-то лет тюрьмы!

Он вспомнил, как сам коллекционировал знаменитостей. Начиная с Дучке. Это было еще в школе, он прогулял уроки, поехал в Берлин и не успокоился, пока не встретился с Дучке и не обменялся с ним парой слов о борьбе учащихся. Остальные считали его тогда отчаянным леваком, и он не мешал им так думать, а иногда и сам попадался на удочку собственной славы. Хотя, вообще-то, он знал, что просто хотел личной встречи с ними: с Дучке, Маркузе, Хабермасом, Мичерлихом и, наконец, с Сартром. Встреча с Сартром была его главной гордостью; он снова просто отправился в путь, на этот раз не поездом, а на машине, и два дня проторчал под окнами Сартра, пока на третий ему не удалось с ним заговорить, посидеть вместе несколько минут в кафе и попить эспрессо.