– Волшебные цифры, – на всякий случай согласилась мама. – Их нужно сложить? Или умножить? Для формулы счастья.

Адмирал рассмеялся еще веселее:

– Это дата и год моего рождения!

– Это вы такой старый? – ахнул Алешка. – Двадцать пять миллионов лет! Да еще с копейками! А на вид вам больше ста не дашь.

Тут уж расхохотались все. А мама дернула Алешку за ухо.

– Двадцать пять – двенадцать, – задыхаясь от смеха, пояснил адмирал, – двадцать пятое декабря. А девятнадцать – тридцать – тысяча девятьсот тридцатый год.

– Тогда еще ничего, – согласился Алешка. – Не очень много.

– Порядок! – согласился адмирал и со звонким щелчком загнал кортик в ножны.

И мы все пошли провожать адмирала.

А Гретку с собой не взяли. Она изобразила обиду, легла на свое место, положила голову на передние лапы и поглядывала на нас исподлобья с укором и грустью.

Конечно, хорошо было бы прогулять ее перед сном. Но тут у нас были небольшие заморочки. Когда Гретка прошла все собачьи школы, она осталась такой же веселой и дружелюбной. Но еще строже и внимательнее стала опекать Алешку как самого младшего в семье – она считала его своим щенком, о котором должна заботиться. И поэтому на улице никому не позволяла к нему подходить. Да никто и не пытался. Ведь Гретка такая артистка! Видели бы вы, как она идет рядом с Алешкой! Ее не узнать. Она становится какой-то приземистой, наклоняет голову и внимательно, недружелюбно смотрит исподлобья на всех встречных, да еще и идет при этом так тяжело, вразвалочку, что все предпочитают обходить ее стороной. Мол, только троньте этого пацана – мало не покажется, я начеку!

А вот с папой она идет совсем по-другому. Веселой, легкой, приплясывающей походкой. Сияет глазами, блестит белыми зубами в улыбке. Она, наверное, считает, что это папа ее должен охранять и защищать, как глава семьи.

Особенно она стала заботиться об Алешке после того, как в парке его окружила стая недружелюбных бродячих собак. Она дала им такой разгон, что после этого они вовсе не появлялись в парке. И, кстати, с той поры, услышав слово «собака», Грета беззаветно рвется в бой. Для нее это слово – сигнал к атаке.

Ну, а поздно вечером или ночью она становится еще более бдительной и настороженной. Она может даже яростно облаять машину, у которой вдруг срабатывает сигнализация. Так яростно, что не выдерживают и соседние машины, и тогда разноголосый их вой поднимается на всю нашу округу…

В общем, Гретка проводила нас обиженным взглядом и протяжно вздохнула.

Но чем дальше мы шли и чем ближе подходили к дому адмирала, тем грустнее и задумчивее звучала его песня. Она и сама по себе невеселой была, о горькой матросской судьбе, а в исполнении старичка адмирала своим дребезжащим голоском до слез почти что трогала.

Алешка это почувствовал и весело сказал:

– Как вы сейчас домой придете! Как чайник поставите! Как чаю напьетесь! И – спать! Здорово, да? В школу вам утром не надо, на работу не надо…

– В магазин надо, – грустно сказал адмирал. – За кефиром. А чай одному пить скучно.

– Вы совсем-совсем один живете? У вас даже кошки нет?

– Тараканы есть, на кухне. Да что от них толку?

– Да, – вздохнул Алешка. – С ними не пообщаешься. – И посоветовал: – А вы бы что-нибудь придумали. Ну, там, марки собирали бы. Меняться ими интересно – и так, и в письмах.

– А мне никто не пишет, – усмехнулся адмирал. – Только на 9 Мая президент открытку присылает.

– Ну, тогда мы будем к вам в гости приходить!

Обрадовал! Я даже за адмирала испугался немного.