Свою ревность она изливала в письмах.

«Поскольку моя сестра оказалась более достойна твоей любви, чем я, то у меня есть все основания предполагать, что кольцо с сердоликом сейчас находится у нее. Ах, неблагодарная Аврелия, надеюсь, ты переедешь не слишком скоро – лишенная твоей любви и возможности видеть тебя, о мой неверный муж, я буду убита горем, тогда как она сможет найти немалое утешение в разлуке с тобой, потому что ей удалось одержать победу над соперницей, однажды изведавшей мимолетное счастье от наших встреч, а теперь лишь питающей надежду на то, что воспоминания о бедной Клорине не сразу будут изгнаны из твоего жестокого сердца».

Впрочем, вскоре выяснилось, что кольцо с сердоликом находилось вовсе не у Анны; в положенный срок оно было в целости и сохранности доставлено Марии.

Это счастливое событие заставило ее забыть о том, что почтовое сообщение с Франциской отныне будет затруднено, поскольку через два дня той предстояло переехать на площадь святого Якова.

Поглощенная любовью к Франциске, Мария по-прежнему питала слабость к своему кузену, герцогу Монмуту; кроме того, все чаще появляясь при дворе, она завела немало знакомств среди девушек из благородных фамилий, состоявших в услужении у членов королевской семьи. Многие из них вызывали в ней самую искреннюю симпатию, однако страстное увлечение Франциской не позволяло Марии делить свое сердце с кем-либо еще.

Элеонора Нидхем, молодая и очень красивая девушка, дружила с ними обеими – как с Франциской, так и с Марией; вот почему, столкнувшись с едва ли не первыми сложностями в своей жизни, Элеонора решила рассказать о них принцессе.

Впрочем, их разговор мог бы и не состояться, если бы в дело не вмешалась Сара Дженнингс.

Одержимая неистребимым желанием распоряжаться в каждой семье и каждом доме, Сара проявляла характер всюду, куда бы ни ступила ее нога. Она уже перессорилась со всеми служанками благородного происхождения и по-прежнему пыталась привлечь к себе всеобщее внимание. Раньше объектом ее особой опеки была Анна, но с тех пор, как Мария сблизилась с Франциской, младшая принцесса (во всем подражавшая сестре) стала охладевать к своей прежней подруге.

Сара встревожилась – и одновременно принялась искать новую область применения своих недюжинных способностей; такая область была найдена в общем довольно скоро, и в один прекрасный день Сара, знавшая обо всех придворных интригах, нанесла визит герцогине Монмутской, которой посоветовала внимательней следить за ее супругом и Элеонорой Нидхем – судя по сведениям, полученным Сарой, между ними могло произойти кое-что неприятное для семьи герцога.

Герцогиня велела Саре следить за собой, а не за другими, в ответ на что была вынуждена услышать достаточно продолжительное перечисление своих прежних, более счастливых соперниц. Тогда герцогиня пошла к супругу и, сославшись на Сару, пересказала этот перечень, причем добавила несколько слов и от себя лично. В результате герцог вызвал Сару и сказал, что если она не перестанет лезть в чужие дела, то вскоре окажется в таких местах, откуда даже ее длинный нос не сможет унюхать сплетни, портящие атмосферу английского королевского двора.

Испугавшись, Сара прикусила язык. Она ценила придворную обстановку и ни в коем случае не желала расставаться с ней, поскольку только здесь можно было найти партию, способную укрепить ее общественное положение.

Однако дело было уже сделано. Придя к Марии, Элеонора уже знала свою судьбу – и, успев составить некоторое представление о нравах столичного бомонда, не очень удивлялась грозящим ей переменам.

– Вот так-то, миледи, – печально вздохнула она. – Я жду ребенка, и вскоре мне придется покинуть двор.

– Его отец – Джемми? – чуть слышно прошептала Мария. Элеонора кивнула.

– Какой ужас! Что же ты будешь делать?

– Как что? Уеду из столицы, думаю – навсегда.