-  Не пирог, а пельмени, рожа немецкая! - фыркнула Матильда Афанасьевна, с грохотом ставя в центре огромную миску с самолепными пельменями. - Кушайте, Петр Иваныч, пользуйтесь моей добротой! Может, лопнете уже наконец!

    -  Матильда Афанасьевна, а вы, может, сдох… помолчите немножечко?! - возмутился Колобков. - Такая су… уважаемая пожилая женщина, что вы на меня так взъелись?! Я что, вашу кону… квартиру украл? Плывете на моей яхте, и так со мной разговариваете!

    -  А вас, Петр Иваныч, будь моя воля, давно бы отправили в вытрезвитель! На принудительное лечение! Навечно! - уперла руки в бока теща. - Ничего, ничего, вот выберут Зюганова, он вам ужо покажет, как с немцами пиво жрать и пельмени распивать!

    -  Мама! - прикрикнула на бабку мадам Колобкова. - Ну что ты опять на Петю лаешься? Нет, правда, у тебя уже самой с психикой что-то!

    -  Родная дочь… - горестно закатила глаза Матильда Афанасьевна. - Э-эх…

    -  Ты, Гюнтер, на нее не обижайся, - заговорщицки зашептал Колобков, хитро поглядывая на тещу, ушедшую отчитывать дочь. - Ей коммунисты в башку пружину стальную вставили, вот и дурит.

    -  Да, коммунист быть плохой режим, - согласился Грюнлау. - После того, как есть умирать ваш Сталин, коммунист стать совсем плохой, никуда не годный.

    -  Да уж, лучше Сталина у нас царя не было… - вздохнул Колобков. - Умный мужик был, лучше всех свое дело знал… Гюнтер, а ты чего не ешь-то? Серега, ты тоже наворачивай! А то мне первому как-то боязно - мало ли чего Матильда туда насовала…

    Сергей усмехнулся уголком рта. Порой он не мог понять, прикалывается шеф, или говорит всерьез. Но пельмень взял. А Грюнлау - сразу четыре.

    -  Во, дело другое, - тоже зачавкал Колобков. - Все за мой счет, пользуйтесь!

    -  Я все же настаивать внести своя часть, - потянулся за портмоне Грюнлау. Педантичный и честный немец не любил русского слова «халява», и предпочитал всегда оплачивать получаемые услуги. - Я настаивать, чтобы расход на этот круиз быть разделен поровну.

    -  Ни-ни-ни! - замахал руками Петр Иванович. - Ты что, Гюнтер, какие счеты? Русский и немец - братья навек, имя одно на двоих - человек! Мы же вместе воевали! Мы с вами, а вы с нами!

    -  О да, совместный война есть объединять народы, - согласился Грюнлау, пряча портмоне обратно.

    -  Солнышко мое, ну почисть мне рыбку! - заныл Колобков, отчаявшись разорвать воблу самостоятельно.

    -  Сколько раз я тебя просила не называть меня солнышком? - сухо уточнила жена, сдвигая солнечные очки на переносицу. - Я не желтая, не горячая и не круглая.

    -  Рыбка? - предложил вариант Колобков.

    -  Я не мокрая, не холодная и без плавников.

    -  Птичка?

    -  Перьев нет, летать не умею, птенцов не высиживаю.

    -  Зайка?

    -  Уши у меня не длинные, морковь не люблю, в норе не живу.

    -  Пупсик?

    -  А это вообще маразм какой-то! - решительно отказалась Зинаида Михайловна. - Петя, такие выражения унижают достоинство женщины!

    -  И ничего не унижают, - не согласился Петр Иванович. - Зинульчик, это ж я любя!

    -  Петя, Арлин Дэниэлс совершенно однозначно доказывает…

    -  Тьфу, начиталась всякой белиберды! - возмутился Колобков. - Они там в Штатах все сумасшедшие!

    -  А ты сам почитай! - протянула ему книгу в яркой обложке жена.