-- Письмо, письмо с рекомендацией! -- кричал д'Артаньян. -- Подайте мне
мое письмо, тысяча чертей! Или я насажу вас на вертел, как рябчиков!
К несчастью, некое обстоятельство препятствовало юноше осуществить свою
угрозу. Как мы уже рассказывали, шпага его была сломана пополам в первой
схватке, о чем он успел совершенно забыть. Поэтому, сделав попытку выхватить
шпагу, он оказался вооружен лишь обломком длиной в несколько дюймов, который
трактирщик аккуратно засунул в ножны, припрятав остаток клинка в надежде
сделать из него шпиговальную иглу.
Это обстоятельство не остановило бы, вероятно, нашего пылкого юношу,
если бы хозяин сам не решил наконец, что требование гостя справедливо.
-- А в самом деле, -- произнес он, опуская дубинку, -- куда же делось
письмо?
-- Да, где же это письмо? -- закричал д'Артаньян. -- Предупреждаю вас:
это письмо к господину де Тревилю, и оно должно найтись. А если оно не
найдется, господин де Тревиль заставит его найти, поверьте!
Эта угроза окончательно запугала хозяина. После короля и кардинала имя
г-на де Тревиля, пожалуй, чаще всего упоминалось не только военными, но и
горожанами. Был еще, правда, отец Жозеф, но его имя произносилось не иначе
как шепотом: так велик был страх перед "серым преосвященством", другом
кардинала Ришелье.
Отбросив дубинку, знаком приказав жене бросить метлу, а слугам --
палки, трактирщик сам подал добрый пример и занялся поисками письма.
-- Разве в это письмо были вложены какие-нибудь ценности? -- спросил он
после бесплодных поисков.
-- Еще бы! -- воскликнул гасконец, рассчитывавший на это письмо, чтобы
пробить себе путь при дворе. -- В нем заключалось все мое состояние.
-- Испанские боны? -- осведомился хозяин.
-- Боны на получение денег из личного казначейства его величества, --
ответил д'Артаньян, который, рассчитывая с помощью этого письма поступить на
королевскую службу, счел, что имеет право, не солгав, дать этот несколько
рискованный ответ.
-- Черт возьми! -- воскликнул трактирщик в полном отчаянии.
-- Но это неважно... -- продолжал д'Артаньян со свойственным гасконцу
апломбом, -- это неважно, и деньги -- пустяк. Само письмо -- вот
единственное, что имело значение. Я предпочел бы потерять тысячу пистолей,
чем утратить это письмо!
С тем же успехом он мог бы сказать и "двадцать тысяч", но его удержала
юношеская скромность.
Внезапно словно луч света сверкнул в мозгу хозяина, который тщетно
обыскивал все помещение.
-- Письмо вовсе не потеряно! -- сказал он.
-- Что? -- вскрикнул д'Артаньян.
-- Нет. Оно похищено у вас.
-- Но кем похищено?
-- Вчерашним неизвестным дворянином. Он спускался в кухню, где лежал
ваш камзол. Он оставался там один. Бьюсь об заклад, что это дело его рук!
-- Вы думаете? -- неуверенно произнес д'Артаньян. |