— Кофе? — удивился Холмс. — А его-то вы где возьмёте?

Молодой человек встал:

— Пойдёмте, покажу. Здесь растёт один корень, не знаю точно, как он называется. Заключённые собирают его и варят напиток, очень похожий на кофе. Есть у вас кружка?

— Чего нет, того нет.

— Ну, ничего, у меня найдётся. Идёмте. Если позволите, приглашаю вас в гости.

— Благодарю, сэр, с удовольствием.

Шерлок, в свою очередь, встал и невольно оправил свою рубашку, как в былые времена оправил бы смокинг, собираясь пойти с визитом.

Они вышли на «центральную улицу», в это время суток совершенно пустую, прошли по ней до конца лагеря, свернули, миновали один из постов охраны, учтиво кивнув двоим охранникам, что сидели на лавке под брезентовым навесом, прошли по каким-то закоулкам и вышли затем к небольшой открытой площадке между складскими сараями.

Посреди этой площадки пылал костёр, вокруг него сидели и стояли каторжники, и один из них хрипловатым высоким голосом всё так же выводил ту самую нудную песню, которую Шерлок слышал из своей хижины. Над костром торчал сооружённый из каких-то железяк треножник, на треножнике был укреплён глиняный горшок невероятных размеров, а в нём булькало и пыхтело что-то, действительно пахнущее почти как настоящий кофе.

Завидев подходивших к ним Шерлока Холмса и Джона Клея, многие заключённые зашептались между собой, некоторые привстали им навстречу. Тот, который пел, умолк и стал помешивать в горшке пахучее варево.

— Добрый вечер, ребята! — бросил Клей, останавливаясь в двух шагах от костра.

— Добрый вечер! — отозвалось сразу несколько голосов.

— Садитесь! Подходите поближе! — гостеприимно пригласил вновь пришедших один из каторжников.

— Будьте гостем, мистер Холмс! — воскликнул другой.

— Я пригласил его в гости раньше тебя, Ник Стенли, — сказал Джон Клей. — Налей-ка нам посудину побольше, я потом тебе её верну.

Каторжник не стал спорить. Пошарив у себя за спиной, он вытащил на свет пустую жестяную банку, довольно большую, с отогнутым назад донышком, которое служило ручкой, и наполнил её до краёв горячим напитком.

— На, держи, Джони. Сказал бы раньше, что у тебя будет гость, мы бы покрепче заварили. А впредь, мистер Холмс, имейте в виду: здесь вам всегда рады.

— Спасибо! — сказал Шерлок. — Спасибо за угощение и доброй ночи!

— Идёмте, идёмте, сэр! — Джон помахал сидящим у костра и шагнул в темноту. — Не отставайте от меня — ночь-то безлунная.

Хижинка Джона стояла почти у самой изгороди, обносившей лагерь, в промежутке между нею и изгородью время от времени вышагивал часовой, и дорожка, по которой он шёл, была освещена коптящим масляным фонарём. Чуть поодаль торчала одна из караульных вышек, и над нею тоже расплывалось пятно света.

— Прошу вас, — Клей откинул циновку, висящую над входом. — Я тоже живу один, мы никому не помешаем. Сейчас, погодите, зажгу светильник.

Он поставил на что-то жестяную банку, опять чиркнул спичкой, и осветилась внутренность лачужки, пожалуй, ещё более тесной, чем лачужка Холмса, но оборудованной куда уютнее.

Прежде всего, её стены были сплошь завешены циновками, сплетёнными из расщеплённых стеблей молодого тростника и украшенными сухой травой и кусочками кожи в виде незамысловатых орнаментов. В одном углу хижинки располагались укреплённые друг над другом полочки из прутьев и древесной коры, на полочках стояли кое-какие предметы домашнего обихода. Лежанку тоже покрывала циновка, рядом с ней стоял крошечный табурет, смастерённый из обрубка древесного ствола с приколоченной к нему плоской круглой деревяшкой.