— О, да! — подхватил Клей. — Но, скажу по чести, как ни скучно мы живём сейчас, я предпочту эту скуку такому веселью. Бр-р-р!

— Я тоже, — вздохнул Шерлок. — Выскажу, наверное, страшную вещь, но, возможно, ты и согласишься: наша каторга, по моему мнению, лучше такого мира, к какому ведут нас наши просветители и гуманисты. По крайней мере, это — каторга, а не сумасшедший дом.

— Очень возможно, что ты прав. — Клей отломил ещё кусочек от наполовину съеденного сухаря и сунул за щёку, как леденец. — Но мы с тобой ушли от темы... Честное слово, я предполагал какой угодно финал твоей истории, но не такой. Хотя это и не первый случай, когда на каторгу попадает невиновный.

Шерлок Холмс пожал плечами и аккуратно поправил фитиль вновь закоптившего светильника.

— Это как посмотреть, — возразил он. — Невиновен я только с юридической точки зрения. А с моральной? Я ведь шёл в Степни с намерением убить Нортона. Просто не успел. Нет, нет, это не безвинное наказание, Джон, это в какой-то мере справедливо.

— Отправить на каторгу человека, который двадцать пять лет очищал Европу от скверны, это уже несправедливо, даже если он однажды преступил закон, — тихо сказал Джон Клей.

— Очищал от скверны? — улыбнулся Шерлок. — О, подумать только — и это говорит мне один из королей преступного мира!

— Я и не отрицаю своей причастности к нему и своей, если хочешь, выдающейся роли в нём. — Джон задумчиво покачал головой, удивившись какой-то своей тайной своей мысли. — Но, Шерлок, согласись, я ведь работал чисто. Никакой пошлятины, шантажей, гнусных издевательств над людьми, никаких посягательств на имущество бедных...

— Да-а? — Холмс поднял брови. — А сбор средств на строительство детского приюта в Корнуэле? Деньги пошли в твой карман, люди, их вложившие, потом узнали, что были обмануты, и, возможно, в другой раз, когда к ним явился настоящий устроитель сего благородного дела, уже ни цента не дали — у кого не было больше, а кто-то подумал: «Все они мошенники!» Вот тебе и посягательство на имущество бедных. Нет, дорогой мой, в Робин Гудов я не верю.

Джон запустил пальцы в свои густые волнистые волосы и вздохнул:

— Да. Это я дурака свалял по молодости! Некрасиво. Но, честное слово, потом сам пожалел. Но, чтобы завершить твою историю, скажи: как же Ирен-то согласилась на то, чтобы тебя осудили за убийство, совершенное ею?

— Согласилась? — Шерлок присвистнул. — Как бы не так, Джон! Я выдержал настоящую войну с нею и у следователя, и на суде. Но при всём своём уме она не сумела справиться со мной.

— Куда уж там! — усмехнулся Клей. — Да, но ты не рассказал, как она сбежала от твоего друга, мистера Уотсона. Каким образом ей удалось оказаться в Степни раньше тебя?

— Ну, раньше оказаться было как раз нетрудно: я же тебе говорил, что целый час бродил по Лондону, чтобы никакой случайный свидетель не мог вспомнить, что видел меня идущим в ту часть города, где я собирался совершить убийство. А от опеки доктора эта женщина освободилась с помощью самого простого приёма. Думаю, она с самого начала разгадала моё намерение её упредить и проснулась одновременно со мною. А может быть, даже и не спала — притворялась. Едва я ушёл, Ирен тоже поднялась, выждала минут пять-десять и спустилась в гостиную. Изобразив страшное волнение, она спросила Уотсона, где я (думаю, правда, что сильно притворяться ей не пришлось — она волновалась по-настоящему). Доктор стал ей объяснять, что я, мол, скоро вернусь, ну и тому подобное, как я ему велел. Она воскликнула: «О, Боже, с ним что-то случилось, я знаю!» и упала без чувств. Мой добрый друг человек очень простодушный. Он принялся приводить её в чувство, но увидел, что обморок очень глубокий (эта плутовка и врача сумела обмануть!), и кинулся к миссис Хадсон попросить коньяку и нюхательной соли.