Бригада: бригадный генерал Генри Фейн

2 батальона 3-го и 38-го пехотных полков

Бригада: генерал-майор Джон Мюррей 1-й, 2-й, 5-й и 7-й линейные батальоны КГЛ

4-я дивизия: генерал-лейтенант Артур Уэлльсли

Бригада: генерал-майор Роуленд Хилл

3 батальона 5-го, 32-го и 82-го пехотных полков

Бригада: генерал-майор Вилльям Карр Бересфорд

3 батальона 6-го, 45-го и 91-го пехотных полков

Резервная дивизия: генерал-майор Брент Спенсер

Бригада: бригадный генерал Майлс Наитингелл

3 батальона 29-го, 40-го и 50-го пехотных полков

Бригада: бригадный генерал Алан Кэмерон

батальон 79-го пехотного полка и 4 роты 95-го стрелкового полка

Ряд высших офицеров британской армии покинул Португалию из-за болезней или по личным причинам. В частности, генералы Генри Пэгет, Уэлльсли и Фергюсон уехали в Англию в сентябре, генералы Спенсер и Наитингелл — в октябре. Генерал Боуэс был переведен в Гибралтар. Генерал Кэмерон был назначен комендантом Лиссабона.

Эвакуация французской армии из Португалии

После подписания Синтрской Конвенции недовольные ею португальцы стали по ночам нападать на французских солдат и офицеров. Несколько растерзанных трупов было найдено прямо на улицах. Наибольшей опасности подвергался ненавидимый португальцами генерал Луазон, дом которого пришлось охранять силами 4 батальонов и 4 орудий.

Французские гербы и вывески на французском языке повсеместно срывались.

Эвакуация французской армии из Португалии началась в первых числах сентября, а уже 12 сентября 1808 г. на палубы британских кораблей были погружены последние остатки французских дивизий и раненые (последним 7 октября покинул Португалию гарнизон крепости Элваш с командиром батальона Жиро де Новийяром во главе). Генерал Тьебо оказался на борту корвета «Ля Филла», генерал Делаборд — на борту фрегата «Эмабль».

Наблюдая за эвакуацией своих войск, Жюно понуро стоял у окна. Внизу на набережной копошились тысячи людей. Колонны французских солдат с повозками и орудиями с превеликим трудом пробивались через окруженную аркадами дворцовую площадь к пришвартованным к причалу лодкам сквозь многотысячную толпу активно выражающих свое негодование лиссабонцев. Выставленное оцепление было в нескольких местах прорвано. Город гудел, как потревоженный улей. Площади и улицы заливала воинственно вопящая толпа. Отовсюду на головы оставляющих город французов сыпались угрозы и проклятия. В последние дни горожане, обычно трусливо-равнодушные ко всему происходящему либо долгое время державшие свое недовольство захватчиками столь глубоко в себе, что о нем невозможно было догадаться, наперебой пытались хотя бы напоследок показать французам (а еще более — своим соседям и женам) свой «неподдельный» героизм.

Находившиеся рядом с Жюно офицеры советовали ему отойти от окна, чтобы еще более не раззадоривать толпу.

— Столько месяцев я думал, что они меня любят…

— Это всего лишь чернь, вам следовало ее знать.

— Я ведь все делал… Что я мог сделать еще? Я постоянно просил подкреплений, мне их обещали…

Генерал стоял у окна, не шевелясь. Казалось, он ничего не слышал и, погруженный в свои невеселые мысли, разговаривал сам с собой.

— Конечно, меня оставили разбираться одного. К тому же эти проклятые испанцы нанесли мне удар в спину. Три месяца не было никаких связей с Францией!

— Нет, — продолжал Жюно, все более возбуждаясь, наверное, я не должен был атаковать позицию Уэллсли в центре, он там хорошо окопался. Я не должен был давать бой там, где хотел он. Мне надо было дать им подойти, дать им подойти… Но я не оставлю ни одного из своих солдат в руках англичан, ни одного пленного.