– Уж как бы я-то ее любила! да и он ведь такой тихий, скромный, хороший человек, уж надо правду сказать: даром, что мне сын, а он хоть кому муж, одно только – денег нет у него!

– И матушка! что за деньги! я все отдам, лишь бы Лиза моя была счастлива! – решительно сказала Лизина бабушка. – Да и она, признаться сказать, не падка на деньги: за нее чиновный и денежный человек сватался, да она слышать не хотела, а я было сдуру и ну ее уговаривать… ей уж и пора замуж, скучает очень иногда, вот я и говорю: Лиза, дай мне умереть спокойно; на кого я тебя оставлю, не пристроивши? Ну, так ее просила, что она дала слово выйти, – только говорит мне: "Смотрите, бабушка, я уж не стану притворяться, пусть его видит, какую он жену себе хочет взять". Что ж бы вы думали? Сам отказался, – а уж как прежде просил отдать за него Лизу! А потом говорит: "Вы своим баловством загубили свою внучку! ей не найти жениха!" А вот же и ошибся, – с гордостью прибавила старушка.

– И как можно! да я на нее иной раз не налюбуюсь, как она прыгает да болтает, словно птичка! А замуж выйдет, еще побелеет, право! еще красивее станет.

Дверь с шумом раскрылась, – вошла Лиза, бледная, с дрожащими губами. Остановясь посреди комнаты, огненными, полными гнева глазами смотрела она на старушек, которые так сконфузились, что уткнули носы в чашки и молчали.

Лиза села у окна; она поминутно меняла положения; волнение в ней было страшное, но она старалась подавлять его.

– Кофий прекрасный! – сказала старая гостья, желая начать разговор.

– Да… остыл… – пробормотала хозяйка.

– Нет-с… ничего…

Лиза насмешливо улыбнулась и, повесив голову, о чем-то задумалась.

– А ваш Степан Петрович… что он давно не был у нас? – спросила Лизина бабушка.

При этом слове Лиза вздрогнула и быстро повернула голову к окну. Граблин стоял у своего окна и не сводил с нее глаз. Лиза вскочила и убежала из комнаты.

– Лиза, Лиза! – кричала ей вслед бабушка.

Но Лиза была далеко.

Старушки между собою долго говорили о будущем возможном счастьи своих детей, и, прощаясь, Лизина бабушка обещала Граблиной переговорить с своей внучкой.

Лиза была у себя в мезонине. Полукруглое большое окно было занавешано сверх сторы красным платком; на столе, стоявшем у окна, валялись краски и карандаши, несколько этюдов и эскизов и много бумаг. Чистенькая кровать с белыми занавесками стояла в углу, возле нее комод с круглым зеркалом и банка от варенья с букетом роз.

Старушка, охая, вошла в комнату и, оглядев ее, сказала:

– Лиза, да где же ты?

Занавески у кровати заколыхались; старушка поспешно подошла к кровати и раскинула их. Лиза лежала, спрятав Лицо в подушки. Старушка, побледнев, стояла в недоумении.

– Лиза! – тихо сказала она.

Лиза, не поднимая головы, дрожащим голосом спросила:

– Что вам?

– Господи! ты плачешь! – в отчаянии воскликнула старушка.

Лиза подняла голову; лицо ее было красно, глаза опухли; но она улыбнулась и сквозь слезы сказала:

– И не думала… я спала!

– Лиза, Лиза! – с горьким упреком заметила старушка.

Лиза быстро спрятала опять голову в, подушки. Старушка села на стул у кровати. Лиза тихо всхлипывала.

– Господи, за что ты меня наказываешь! – с отчаянием прошептала старушка.

Лиза привстала, вытерла слезы, кинулась на грудь к бабушке и опять горько заплакала.

– Бабушка, простите, простите меня! – тихо говорила она.