|
Столько людей в эту самую минуту прощаются с жизнью. Перчатки, отвар, ночная рубашка — вещи обычные и никаких подозрений не вызывают. Устройте мне это, что-нибудь безболезненное, пусть он умрет как бы сам собой, не сразу (дайте ему причаститься на страстной неделе, дайте ей отпраздновать рождество) и без лишних мучений. Такие славные люди! А для раскаяния у них останется целая жизнь. Можно будет совершить паломничество, получить отпущение грехов — вещь, столь же удобную, как их меховая одежда… Но от Сары, читавшей Ветхий завет, Жанна знала, что Господь не простит. Он страшен, ревнив, у него озера из огня… И Жанна бережно прижимала к себе деньги, полученные от людей, обреченных на вечные муки.
Ей было достаточно представить себе человека, с отрешенным видом сидевшего перед ней, в аду, чтобы обрести силы глядеть ему в лицо и ничего не бояться. А вы, вы сами хоть раз помыслили об этом? Конечно, только помыслили, вы ведь не убийца. Однако они тоже не убийцы. Это ведь не взаправду — яд в рубашке, игла в фигурке из воска. В это верят и не верят. Они говорят себе, что ничего не выйдет, не получится; в тот момент, когда льется яд, когда они приносят рубашку, они уже не испытывают ненависти. Чашка… белье… — это только для вида. Однако все сбывается на самом деле. На следующий день недомогание: простуда, резь или лихорадка, из тех, что занесла сюда солдатня. По виду. Потом они искренне оплакивают свои жертвы. Всех их ждут озера огня и серы, головокружительное падение и пламень, пламень, пламень. И меня, конечно, тоже, но я это знаю. Там мы будем вместе, там мы будем равны, тогда и наступит справедливость, но не на земле (не в городе, где пьют, едят, согреваются, а может, даже пляшут и поют, как надеялся Жак, бедный безумный Жак), а в аду. Если, разумеется, ад существует… И тебе тоже пришла в голову эта мысль! Наглость это или глупость? Боден колеблется. Конечно, недооценивать противника не следует, но и переоценивать ни к чему. Простая деревенская колдунья может с помощью дьявола приобщиться к знаниям, открытым великим умам, таким, как Кардан, Агриппа; кроме того, женщине свойственно коварство, она ускользает, подобно змее, и, подобно змее, подкрадывается и жалит. «Нет, я никогда об этом не думал». Надо же, его, Бодена, человека добропорядочного, смеет обвинять какая-то нищенка. Может, правда, столь резкий отпор задел его тщеславие. Ненавидел ли он когда-нибудь? Нет, ведь это чувство скорее приличествует животному. Однако, вполне вероятно, женщина и есть самое настоящее животное. — Но вы знаете людей, которые помышляли об этом, может, выражали такое желание в разговорах с вами, просили вас? — Такие вопросы, мсье, задают людям ученым, а я женщина необразованная. — Об этом позаботилась ваша бабка, не так ли? Разумная предусмотрительность. — Бедность учит осторожности. Власть имущие вроде вас или этих мсье могут себе позволить быть учеными, они полагают, что и другие в состоянии последовать их примеру. Ответ разумный, но впечатление несколько портит страстный хриплый голос, в котором таится вызов. — Вы не любите власть имущих? — А вы любите бедных, мсье? В таких спорах он чувствует себя как рыба в воде, он даже не замечает, что вопреки правилам сам отвечает на вопросы. У секретаря суда округляются глаза. Допрос такой необычный, что он спрашивает себя вдруг, уж не безвинна ли эта долговязая женщина, которая так без страха ответствует и задает вопросы. — Я тружусь для их блага, любезная. В одной из своих работ я выступил за уменьшение цен на продукты в королевстве, чтобы каждый ел досыта. Если бы вы умели читать… — Если бы я умела читать, я бы ела досыта, мессир? В гневе он сжал кулаки. Какое сильное оружие невежество! Не знаешь, что отвечать. И он неудачно попытался парировать: — Для необразованной женщины вы говорите очень складно. |
