На всякий случай он еще раз вгляделся в черную холодную гладь, покрываясь мурашками при мысли, что сейчас вдруг разверзнутся воды и покажется голова бандита, но — везде было тихо, только у самого борта с тишайшим треском лопнула пара пузырьков. Висканьо решил, что сие и был последний в этой жизни вздох Красивого Зюка, и, победно вскинув нечесаные патлы, громко провозгласил:
— Поехали!
* * *
— Отец, он сказал: «Чтоб ты утонул, Нергалово отродье!» — и Деб утонул! Я сам видел пузырьки, когда мы отплывали от галеона!
— Ты правильно сделал, добрый друг, что выбросил пастушку в море. Кто знает, сколько бед она могла принести, обладая такими свойствами… — Карнио Газа подвинул варвару кубок с немедийским. — История, поведанная вами, задела мою душу… Отчего же Баг Левен не воспользовался фигурками? Ведь у него были все три, и довольно долгое время!
— А ты, отец, воспользовался бы?
— Ну что ты, Виви… Как можно? Мир и в самом деле весьма несправедлив — тут я согласен с сим ужасным Дебом Абдаррахом, — но сколь нужно иметь силы, ума и доброты, да еще в необходимой гармонии, чтобы суметь править всем миром… К тому же мне кажется, что тот человек, коего боги одарили всеми этими качествами, не захочет стать властелином чужих жизней и судеб…
— Вот и Баг, наверно, был такой… Конан, покажи отцу овец!
— Вот они. Я нашел их в кармане Деба. Но он говорил, что без пастушки на них ничего нельзя прочитать.
— Ну и хорошо, что нельзя. А теперь, сын, проводи дорогого гостя в комнату. После такой страшной ночи ему обязательно нужно отдохнуть. Да и тебе самому тоже.
Конан поднялся, и в самом деле чувствуя, как напряжены все мышцы, а виски словно сдавлены железным обручем; потом он вынул из кармана одну овцу и протянул ее Кармио Газа.
— Возьми на память о Баге. А вторую я оставлю себе.
— На память о Дебе? — хихикнул рыжий. Киммериец вздохнул, но не стал отвечать талисману.
…На втором этаже Конана ждала просторная комната с темно-синими занавесями на окнах и огромная, в полтора его роста, тахта. Он с размаху упал на нее, прижался щекой к мягкому ворсу покрывала и закрыл глаза. Веки его тотчас потяжелели, так что снова поднять их, чтобы посмотреть вслед Виви, он не смог. Сон охватил его сразу и всего.
— Спи, Кони, — тихо произнес рыжий, двигаясь к выходу.
В одно мгновение, кажется, варвар уснул — стоило только прилечь. Но, закрывая за собою дверь, Висканьо услышал знакомое хриплое:
— Хей, Виск…
— Что?
— Еще раз назовешь меня Кони…
— Ха! Я знаю! Ты свернешь мою цыплячью шею!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пролог
И снова перед самым рассветом Конану привиделось его лицо. На сей раз он хмурил брови, глазами показывая куда-то в сторону, но сколь киммериец ни вглядывался, ничего узреть там не смог. Кромешная тьма, в которой заплутает даже кошка, — и только. В раздражении он махнул рукой, прогоняя незваного гостя прочь, ибо сон его и так в последнее время стал неспокоен и короток; в ответ тот беззвучно рассмеялся и покачал головой, словно сетуя на то, что Конан мало изменился с тех давних пор. И все же черты его начали постепенно растворяться, а вместо них в голубоватой дымке сновидения возникли очертания далеких гор, на верхушки коих кольцами были нанизаны густые облака.
Нечто подобное уже встречалось киммерийцу в прошлых снах, но и тогда, и сейчас картинка эта оставалась недвижимой, как будто он смотрел на нее посторонним взором, а не делал попыток приблизиться хотя бы на шаг. |