— Не заставляйте их ждать, моя дорогая. Чем раньше с этим покончим, тем скорее мы все сможем наслаждаться вечером.

И с этим она вышла из комнаты, и Лили осталась с ее материнским прикосновением, которое так хорошо ощущалось (таким привычный прикосновением), быстро надела нижнее белье и сверху халат и просто остановила себя, чтобы не рвануть в ванную и не схватить еще одно банное полотенце, и не обернуть вокруг себя.

Она осторожно вышла из комнаты. Ванна помогла, так же как и таблетки, но она совершенно определенно чувствовала, что ею совершили бросок через плечо на бетонный тротуар.

Лили не знала, о чем она думала, кинувшись за сумочником, но это была дорогая дизайнерская сумочка, которую она не могла себе позволить при обычных обстоятельствах. Она отрыла ее в магазине винтажной одежды и купила за бесценок. Она никогда не сможет ничем ее заменить.

Несмотря на это, ее действия были совершенно безрассудными. Она могла пострадать или могла бы пострадать еще больше, если бы у него был нож или другое оружие.

Ее родители, если когда-нибудь узнают об этом, убьют ее за это. Фазир бы начал парить, смотря на нее сверху-вниз, и грозить своим пальцем джинна. Она никогда не сможет рассказать им.

Осторожно, держась за перила, она спускалась по лестнице. Она пыталась удерживать свое тело прямо, чтобы не потревожить ноющие части. Ее голова продолжала пульсировать в том месте, где она врезалась в стену, это была другая боль не та, которая приносит с собой эти ужасные периодические мигрени, но она все равно была не приятной.

Она сконцентрировала свое внимание на шагах по серому ковру с голубоватым отливом, спускающимся по ступенькам. Она также оценила свой педикюр, мысленно делая себе пометку, что в Англии, насколько это возможно, пришло время сменить насыщенный темно-красный холодный цвет на что-то другое, более перламутрово-розовое. Ее нога ступила на паркет при входе, и она почувствовала, что не одна.

Подняв голову, она увидела его.

Натаниэля.

Он наблюдал за ней, как какой-то герой романтического романа наблюдает за своей героиней. Одним плечом, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

И он был очень красивым, настоящим, сильным и чрезмерно мужественным.

И они разглядывали друг друга в упор блаженно с любовью, перемешанной с удивлением, или по крайней мере, он может и не смотрел на нее так. Она, к сожалению, скорее всего смотрела на него именно так, к своему ужасу. Он наблюдал за ней прищуренными глазами. Глазами, которые не пропускали ничего.

Ни... одну... вещь.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, у него был глубокий голос, сильный, вызывающий покалывание у нее на коже.

— Нормально, — соврала она и попыталась изобразить веселую улыбку.

Его лицо потемнело. Очевидно, веселая улыбка не сработала.

— Лгунья, — мягко сказал он, но угрожающе, и он выглядел так, как будто он хотел совершить силовые действия. Типа тех, которые он совершил с вором, с яростью бросив его о стену здания, когда он совершил свой бросок, как бы совершая возмездие за нее. Сама мысль об этом вызвала у нее мурашки по позвоночнику.

— Со мной все будет хорошо... — она замолчала на пару секунд, как бы мысленно оценивая свое истощенное тело, — в конце концов.

Он посмотрел на нее сверху донизу с лицом, внушающим страх. Она покраснела от его взгляда и поняла, что стала его бояться совсем чуть-чуть. В этом костюме, который он носил с таким пренебрежением, словно он был одет в джинсы и футболку, он выглядел утонченным и изысканным. Но где-то совсем рядом в нем проявлялось, что в нем не было ничего, связанного с утонченностью и изысканностью.

Он оторвал ее от размышлений.

— Полиция в гостиной.

Лили никогда не была ни в одной гостиной раньше или в доме, где люди в гостиной на самом деле проводили время.