Она повернулась на бок и покачала головой. Он заметил впервые, что что-то было у нее на уме.

Он убрал зеркало от лица и тоже повернулся на бок.

Когда Бекки что-то не давало покоя, Фазир всегда был рядом, чтобы выслушать.

Он молчал, не говоря ни слова, просто ждал.

— Фазир... — начала она и отвела взгляд, — я боюсь даже спрашивать, — прошептала она.

— Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно, Бекки, — и это было правдой. Он мало что знал, она это поняла много лет назад, учитывая, что была очень умной, большую часть своего существования он прожил в бутылках с двойным дном, но несмотря на это, он сделает все от него возможное.

Она кивнула и посмотрела на него своими зелеными глаза с теплотой, но, на самом деле, испуганно.

— Уилл и я пытаемся завести ребенка в течение многих лет.

— Я знаю, — кивнул Фазир с умным видом, она уже говорила с ним об этом раньше. Она говорила об этом и с Сарой. Она пыталась завести ребенка, но каждый раз она теряла его. Иногда это было очень болезненным, иногда она была вся в крови. Много раз. Иногда, нет, на самом деле каждый раз, это было очень страшно для Уилла, Сары и Фазира.

Потеря ребенка всегда навевала на нее грусть и с каждым разом было все хуже и хуже.

— Я хочу иметь ребенка, — сказала она поспешно, словно она боялась этого слова, боялась надеяться, желать. — Я не жадничаю, одного. Меня не волнует будет ли это мальчик или девочка. И не нужно какого-то особенного, просто того, кого мы будем любить, кого Уилл и я сотворили, кого…

Фазир был в совершенной готовности.

Все эти годы...

— Ты говоришь о желании, Бекка?

Она посмотрела на него внимательно, затем молча кивнула.

Он не мог в это поверить, после стольких лет. Она была старше большинства женщин, которые уже имели детей, но это, это было желание, которое он мог выполнить.

Он улыбнулся ей, протянул руку и коснулся ее живота.

Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

Он сделал ее совершенной.

Он сделал ее яркой и смешной и очень, очень талантливой.

Он сделал ее милой и вдумчивой и очень, очень заботливой.

Он сделал ее щедрой и доброй и очень, очень любящей.

Он решил не делать ее прекрасной, по крайней мере, не сразу, потому что она должна узнать смирение, а не расти с раздутым самомнением.

Хотя, она станет прекрасной, великолепно красивой вне всякого сравнения.

Фазир наблюдал за Лили, пока она толкала велосипед по дорожке, утопающей в ярких осенних тонах, которые он так любил в Индиане.

Он хмурился, а делал это он из-за того, что видел грустную Лили.

Он не любил, когда Лили было грустно, но Лили большую часть времени в эти дни грустила.

Она никогда не грустила.

Она была настолько жизнерадостной, такой любимой, когда родилась — ну, пару часов спустя, потому что к счастью Фазир не присутствовал при родах, он слышал рассказы и чувствовал свою причастность к желанию, выполненному им — Бекки отдала свои два оставшихся желания своей новорожденной дочери.

Лили была очень смышленой, она опережала других детей в развитии, и начала говорить раньше, чем другие дети, также и читать. Сейчас же она на два грейта опережала других детей в школе, она была очень умной.

И она была невероятно жизнерадостной, счастливой, улыбающийся и любящей. Одно объятие от Лили и весь мир приобретал золотистые тона. У нее были абсолютно самые лучшие объятия.

И в тот момент, когда она смогла сложить три слова вместе, она начала рассказывать истории, которые всегда были самыми лучшими историями... когда-либо.

Если она рассказывала о чем-то, что произошло на самом деле, то могла сделать самое обыденное событие занимательным.