Но главный урок перестройки еще зубрить и зубрить.

Чем только и удалось по-настоящему взбаламутить громадный терпеливый работящий народ? Пактом Молотова-Риббентропа? Ужасами махрового русского антисемитизма? Откровениями о том, что Сталин был параноик, а у Ленина мозг усох, потому он революцию и придумал? Нет.

Вспомните, с чего началось. «Шире пользоваться преимуществами социализма». «Повышать уровень социальной справедливости». «Больше света, больше социализма».

Если бы Горбачев или, тем паче, Ельцин с танка, честно сказали вслух, что они нам уготовили: а теперь, мол, все, у кого нет миллиарда, могут идти в задницу — вряд ли демонстрации в защиту перестройки собирали бы миллионные толпы, а в день путча вряд ли кто-то полез бы под гусеницы.

Помните борьбу с привилегиями?

А помните судьбу комиссии по борьбе с привилегиями?

Теперь привилегий нет. Теперь все проще и грубее: что украл — то твое.

Это очень серьезный вызов. Если по закону не получается упечь в тюрьму вора и казнокрада и отобрать у него добычу, народ перестает уважать законы. Если народ перестает уважать законы, то он начинает устанавливать справедливость в обход них. Если справедливость может быть только беззаконной, государство, у которого такие законы, становится народу чужим. Если государство стало чужим, ни один человек не может воспринимать стоящие перед государством проблемы, как личные. При всем желании. И уж подавно когда желания нет.

В январе мы с моим давним товарищем по перу Дмитрием Быковым слегка отметили мое шестидесятилетие. Знакомы мы с Димой уже почти четверть века, и очень жаль, что различия в представлениях о том, как лучше решать стоящие перед нашим государством проблемы, развели нас по разные стороны… к счастью, еще не баррикады, но уж во всяком случае — бульвара. Однако это никоим образом не мешает мне признавать его ум, талант и чутье. Уже тогда, за месяц до окончательного киевского переворота, он все твердил, что мы должны пойти украинским путем, что России просто необходим свой майдан, и произнес таковы слова: «В огне хоть что-то уцелеет, а вот в болоте перепреет и сгниет все».

Это может показаться просто эффектной и крайне безответственной фразой, а то и лозунгом пятой колонны, но если правильно понять, что такое огонь и что такое болото, станет очевидно, что по крайней мере тут-то Быков прав.

Огонь — это вовсе не черный дым покрышек. Это совместное решение общих проблем, совместное преодоление общих бед, сколь угодно тяжких. А болото — это привычная, безысходная, тотальная несправедливость, на которую все уже давно махнули рукой и живут, будто это норма.

Вот простой и где-то символичный пример.

Не так давно вдруг модно стало по телевизору рассказывать, что всем уже оскомину набившая высокопоставленная то ли обвиняемая, то ли подозреваемая, то ли и впрямь казнокрадка — оказывается, картинки рисует, стихи пишет… Оказывается, она не просто так оборонный бюджет пилила, а как бы невзначай, между делом, в силу непроизвольных мышечных подергиваний, сопровождающих муки творчества. Вот выставку ей, вот сборничек вирш издадим, пока следствие тянется, с шикарными картинками, в суперобложке…

А с другой стороны — буквально на днях мы на Совете Питерской писательской организации пилили гроши матпомощи, выделяя их бьющимся на грани нищеты действительно одаренным и, во всяком случае — НАСТОЯЩИМ поэтам.

Когда наша вечно молодая республика вновь оказалась в вечно ее сжимающем кольце фронтов, ясно: если человек в этакую пору в состоянии без зазрения совести дербанить оборонку себе на хоромы, он не считает и никогда не считал свою страну себе родной и ее проблемы своими.