Андрей Лазарчук: Ну, сегодняшнее положение с высокоточным оружием — это краткий миг в извечном противостоянии брони и снаряда. А вообще вопрос слишком обширен (и, увы, неточен), чтобы пытаться на него ответить. Что есть «конец войны», «победа», «поражение», «пало правительство», «смирился народ»? Если использовать этот алгоритм, то кто победил, например, в Корейской войне?

Евгений Лукин: Каким бы высокоточным ни было оружие, ему не отличить мирного жителя от террориста, тем более что зачастую это одно и то же лицо. Страна, граждане которой начали партизанскую войну, рано или поздно победит. Во всяком случае, изгонит оккупантов и добьётся независимости. Других примеров, настолько я знаю, нет и быть не может. Ещё не победили? Ну, значит, победят чуть позже.

Сергей Лукьяненко: Народ очень быстро мирится с поражением, когда высокоточные бомбы лишают его воды, электричества, мостов, пищи, а также уничтожают армию и лидеров сопротивления. Народ сразу превращается в отдельных людей, каждый из которых хочет лишь одного — выжить.

И это надо учитывать.

Сергей Переслегин: Если речь идет об ограниченной войне — нет. Если война приобретает хотя бы для одной из сторон статус неограниченной (народной), то, конечно, высокоточное оружие окажется самообманом.

Геннадий Прашкевич: Нет, не значит.

Отряд самых горячо настроенных патриотов ничто перед опытным снайпером, вооруженным сверхточной, «умной», скорострельной винтовкой.

Борис Стругацкий: Высокоточное оружие — это всего лишь оружие. Никакое оружие не способно решать стратегические задачи (даже ядерное: оно не решает задач, оно просто снимает их с повестки дня, все). Когда-то считалось, что пулемет решит судьбу войны, потом то же самое думали об авиации. Высокоточное оружие позволяет уменьшить свои потери, — на некотором этапе военных действий, но не более того. Разве что вы решили уничтожить все население противника целиком. Но это уже не война, это — геноцид.

30. Вопрос: В связи с этим, не кажется ли вам, что победы в современной войне можно добиться только при условии неизбежного и всеобъемлющего геноцида? И не потому ли все большее и большее распространение в военных конфликтах приобретают этнические чистки?

Олег Дивов: Этнические чистки — это от поспешности и недооценки современных гуманитарных технологий. Надо действовать быстро — будут чистить. Есть возможность не спешить — будут промывать мозги. Геноцид — слишком затратное и грязное занятие, чтобы всерьез рассматривать его, как метод. Геноцидом с энтузиазмом занимаются только стороны, давно и тесно связанные общей историей, и потому накопившие достаточно взаимной ненависти.

Андрей Измайлов: Только заранее договоримся. Не: «Я бы так поступил». Но: «Думаю, что так наиболее рационально, сколь бы ни было изуверски». Так вот… Да. Кажется. И потому — насчёт этнических чисток. Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы. Не мной сказано… Победителю в современной войне нужны не рабы на занятой территории, не людской ресурс, а территория как таковая и всё, что в ней залегает на той или иной глубине.

Андрей Лазарчук: Прошу прощения, но это полная ахинея. Начнем с того, что все случаи геноцида в прошлом веке произошли во время гражданских войн или гражданских смут. При межгосударственных войнах гражданское население страдало скорее от пренебрежения его интересами, чем целенаправленно истреблялось. Как исключение может толковаться разве что поведение японцев в оккупированном Китае — да и это было скорее жестокое приведение к повиновению, чем очистка территории от коренных жителей.