Изменить размер шрифта - +
Между ними нет коммутации, переходного звена, одно никак не может перерасти в другое. Так что Мир Полудня и коммунизм у меня никогда не перемешивались.

Сам термин «коммунизм» кажется мне бесперспективным. Он подразумевает уравнение и обобществление. Это явно тупиковый путь.

С другой стороны, я вполне могу представить себе общество если не бесклассовое (какой в этом смысл?), то не ведущее изнурительной классовой войны, в котором каждый гражданин имеет огромные возможности и перспективы, широкие права личности, пакет неких социальных гарантий, включающий в себя и право не работать по найму и при этом иметь крышу над головой, пищу и одежду. Общество, в котором государство «не жмет и не трёт» и вообще мало заметно в повседневной жизни… Почему нет? Это вопрос технологии, которая позволит создать достаточно количество материальных благ силами сравнительно небольшого числа трудящихся — и социальных технологий, которые позволят устранить многие застарелые и необязательные конфликты, а конфликты неизбежные решать к обоюдному удовольствию.

И мне абсолютно все равно, как оно будет называться.

Святослав Логинов: Это смотря что считать коммунизмом. Я вырос на книгах Стругацких, в том числе на их ранних повестях. Мир Полдня вошёл в мою кровь, мне не хочется расставаться с этой мечтой. А тот откат к феодализму, который осуществила Советская власть, конечно, не мог окончиться ничем, кроме краха. Мы ещё дёшево отделались, крови могло быть много больше.

Евгений Лукин: Скажем так: оно ещё недостаточно состарилось для коммунизма. Не добесилось. Сам я, будучи, по определению Вячеслава Рыбакова, «лохом серебристым», готов по-прежнему принять Мир Полудня, но лишь в завершённом виде. Мне кажется, коммунизм — единственный способ обезвредить человечество, однако больно уж цена высока: опять «гражданка», опять ГУЛАГ… Были шансы и у христианства, но за два тысячелетия основные его направления стали государственными религиями и в угоду кесарю перетолковали чуть ли не каждое слово Христа — короче, благополучно вернулись к язычеству. Жаль.

Сергей Лукьяненко: Могу лишь развести руками — мир-то хороший, только как его создать? Кроме гипноизлучателей на орбитах, ничего в голову не приходит. Отделение детей от родителей и воспитание в интернатах? О, какие бездны эмоциональной холодности откроются в таком обществе! Спросите любого практикующего психолога — он вам быстро расскажет реальные, а не книжные последствия. Значит, только гипноизлучатели и бетризация, чипы в мозг и химические добавки в пищу. Хотите стать винтиком в Утопии?

Геннадий Прашкевич: Аркадий Натанович Стругацкий когда-то сказал мне (сразу после путча): «А все равно более красивой идеи люди еще не придумали». Он имел в виду именно коммунизм в классическом его выражении. У вас есть какая-то альтернатива коммунизму? Просто мы еще слишком ожесточены, чтобы строить для всех…

Вячеслав Рыбаков: Боюсь, наоборот, переросло. Проскочили развилку. Вернуться невозможно, кто не успел — тот опоздал. Так бывает и в личной жизни, и в общественной. Коммунизм требует в первую очередь не столько материально-технической базы, сколько разносторонне развитых ответственных людей, для которых честь, совесть, доверие и прочие идейные штучки — не пустой звук.

Не говоря уж о дискредитации, которую устроил коммунизму сталинизм, отчасти невольно, отчасти вполне сознательно превративший путь к коммунизму в милитаризацию, основной удар последних двух-трех десятков лет с их впрессовыванием в социум доминирования материальных стимулов от этих самых штучек не оставил камня на камне. В наиболее развитых странах даже супруги уже не «любят» друг друга и даже не «занимаются сексом» — они оказывают друг другу «сексуальные услуги»! Уже и тут рынок! А чего стоит идея, чтобы родители оплачивали детям выполнение домашних работ! Вынес помойное ведро — рубль, дал больной маме лекарство — десятка… Все реально действенные виды давления на сознание, от распределения доходов и криминально-правовой ситуации до отнюдь не невинных, дрессировочных, установочных игр типа «Слабого звена», «Последнего героя» или «За стеклом», убеждают, что эти самые честь, совесть и доверие — суть смертельные болезни, и шанс выжить имеет лишь тот, кто успеет излечиться от них раньше окружающих.

Быстрый переход