Александр Житинский: Нет. Человечество, вообще, мало на что способно, в отличие от человека.

Андрей Измайлов: Нет. И даже при наличии внешней угрозы. См. ответ № 3.

Андрей Лазарчук: А оно нам надо?

Святослав Логинов: У нас общий генофонд, так что человечество едино с первого мига своего существования. Оно просто ещё не знает об этом. Внешняя угроза может послужить толчком к пониманию этого простого факта, но надеюсь, что когда-нибудь эта мысль проникнет в самые заскорузлые умы и без помощи инопланетных захватчиков.

Евгений Лукин: Не думаю. В последнее время оно скорее обнаруживало тенденцию к дроблению, нежели к слиянию. Можно, конечно, сплавить его воедино в горниле мировой войны, но не хочется. Тем более что попытки такие были — и все неудачные.

Сергей Лукьяненко: Может. Но это потребует многих сотен, а то и тысяч лет — и гибели огромного количества культур. Сейчас этот процесс ведут США, пытаясь сделать свою культуру и мировоззрение базовыми в мировом масштабе.

Сергей Переслегин: В фазовой модели это выглядит не очень вероятным. Согласно «теореме о балансе фаз», демографически приемлемые решения возникают только при сосуществовании на земле трех фаз развития: традиционной (рожающей), индустриальной (производящей), когнитивной (познающей). Объединять различные фазы в единое государство бессмысленно и, скорее, вредно.

Вячеслав Рыбаков: Вот. Вот! Что такое — единство? Кстати — об утопиях. В чем должно человечество стать единым? То есть — одинаковым? От ответа на этот вопрос зависит, например, и ответ на поставленный Вами вопрос.

Если понимать единство как отсутствие конфликтов между нациями или какими-либо иными крупными подразделениями человечества, например, цивилизациями, тогда придется счесть за утопию воцарение одинаковости ценностных и мотивационных систем по всей планете. То есть все цивилизации должны замениться одной-единственной. Вопрос: какой? Каждая будет утверждать, что именно ею — и конфликт идеологий сразу получит шанс превратиться в силовой и вооруженный. То есть не надо нам претензий на такое единство. Пусть лучше цивилизации остаются разными и по возможности идут своими дорогами, обогащая суммарный духовный ресурс человечества. Если у одной цивилизации это в данный момент не очень получается, выручит другая.

Штука в том, что силовые конфликты, как ни парадоксально это прозвучит, возникают именно там, где различия сменяются одинаковостью. Делят только общее. Свое специфическое каждый лелеет сам, и иным до этого специфического, в общем, нет дела. А вот когда возникает нечто общее, на что претендуют сразу несколько (роль маяка человечества, например, или власть, или нефть) тут-то и начинается выбитие друг другу зубов и выворачивание друг другу конечностей.

А внешняя угроза, на самом деле, отнюдь не всегда помогает единству. Наоборот. Застарелые, отупевшие от противостояния противники всегда склонны использовать новую, внешнюю по отношению к давно сложившейся системе угрозу, чтобы использовать ее для нарушения сложившегося равновесия в свою пользу. И новый, внешний враг в итоге крушит поодиночке всех старперов — сначала как вдруг обретенный союзник одного из них, потом — как противник любого из оставшихся. Сколько раз люди и страны обжигались на этом, казалось бы, простеньком и давным-давно скомпрометированном маневре — и тем не менее встают на эту банановую шкурку нескончаемо, с уверенностью идиота.

45. Вопрос: Какова, на ваш взгляд, главная опасность для человечества сейчас?

Эдуард Геворкян: Человеческий разум обладает исключительной изобретательностью в создании средств для самоуничтожения. Но на сегодняшний день, мне кажется, главная опасность, в эпидемиях, которые при нынешней скученности в больших городах, помноженной на транспортные коммуникации могут привести к быстрому и болезненному возврату в варварство.