— Хочешь пить? — спрашиваю я его на арамейском
Иудей удивленно таращится на меня. Ну, да — от римского солдата обычно сочувствия не дождешься. Наливаю воды в глиняную кружку, протягиваю ему. Пленник, помедлив, берет ее двумя руками и жадно припадает к холодной воде.
— Как ты вообще оказался среди зилотов? Совсем же не похож на них.
Пленный вытирает рукавом губы, помедлив, нехотя отвечает мне
— Думаешь, римлянин, у меня был выбор? Пришли люди Элизара, велели всем молодым мужчинам деревни идти с ними. Мы и пошли.
— Это ессей — уверенно произнес Тиллиус — Посмотри на его хитон. Такие носят в братстве «чистых».
Про ессеев я, разумеется, знал. Это была одна из иудейских сект, которая жила закрытой общиной. Ессеи признавали и молились Единому богу, ждали Мессию, но при этом сохраняли языческие обряды и верования. Именно им принадлежали знаменитые Кумранские рукописи.
— А с чего Елеазару вообще пришло в голову нападать на большой, хорошо вооруженный отряд римлян? — я решил не нервировать пленника своими знаниями
Еврей замолкает и отводит взгляд в сторону. Не хочет говорить, хотя явно что-то знает. Тиллиус хмурится и уже открывает рот, чтобы начать угрожать пленнику, но я жестом останавливаю его. Подхожу к ковчегу, достаю скрижаль. Показываю ее бородатому
— Знаешь, что это такое?
Тот на миг даже перестает дышать. Забывшись, пытается вскочить с колен, но железная рука легионера возвращает его на место.
— Откуда у вас иудейская святыня?! Вы забрали ее из Храма?!
— Успокойся. И ковчег, и скрижаль по-прежнему находятся в Иерусалиме, и теперь любой паломник может их увидеть в Храме. А это — та самая разбитая Моисеем скрижаль. Мессия восстановил ее — видишь, здесь остался едва заметный след на камне?
Ессей вглядывается в святыню, потом неуверенно кивает
— Ты не врешь, римлянин…
— А разве можно соврать в ее присутствии?
— Но почему она теперь у вас, у иноверцев?
— Потому что мы христиане, последователи Мессии. У нас с вами один Бог. Смотри.
Я показываю ему крестик, вслед за мной свой крестик достает и Тиллиус — в уме и сообразительности ему не откажешь. Пленник поднимает голову на солдата, стоящего за его спиной, но и у того на шее на тонком шнурке висит крестик — он ведь из центурии Фламия. Пока растерянный ессей приходит в себя от таких новостей, я предлагаю ему:
— Теперь, когда ты знаешь, что ни я, ни ты не можем соврать друг другу, давай поговорим честно. Мы готовы дать тебе свободу и отпустить на все четыре стороны. Но ты должен рассказать нам все, что знаешь про сегодняшнее нападение.
Пленник колеблется, потом все же решается:
— Правда, отпустите?
— Обещаем! Назови сначала свое имя.
Вопросительно смотрю на фрументария, тот нехотя кивает. Ценные сведения сейчас намного важнее одного рабского ошейника.
Помолчав, ессей по имени Авраам начинает рассказывать…
* * *
— Несколько дней назад в нашу деревню приехал важный левит из Храма.
— Какой левит…? — насторожился я
— Ну… тот, который главный казначей у них.
— Ионафан, что ли? — сходу врубается Тиллиус.
Ессей кивает. Лицо фрументария тут же перестает быть расслабленным, он весь подбирается и становится похож на хищную куницу, увидевшую добычу. Переходит на латынь
— Примас, значит, род бен Анна воду мутит…
— А что ты хотел? — усмехаюсь я — У людей такие финансовые потери!
— И не только финансовые. Пилат же их всех турнул из Храма, лишил власти в Иерусалиме.
Пленник терпеливо ждет, пока мы обменяемся своими догадками. |