К легату я попозже подойду, а ты с Аппием Мароном будь в разговоре поосторожнее — предостерегает меня римский безопасник — змей он еще тот!
Ага… а ты, можно подумать, херувим безгрешный. Все вы хороши! Интересно было бы почитать, что вы друг на друга в своих доносах в Рим пишите, небось, уже целые тома настрочили.
Тиллиус ушел, отдав распоряжение своим помощникам. А я, выглянув из шатра, подозвал Гнея.
— Друг, не знаешь, где мой вещмешок?
— Знаю. Подожди, сейчас принесу.
— И еще позаботься об апостолах, отведи их, пожалуйста, к ребятам Фламия.
…А вскоре я уже с наслаждением смываю пот холодной водой из речки, текущей у стен каструма. Чистая ледяная вода бодрит и приносит долгожданное облегчение уставшим мышцам. А вообще, тело Марка оказалось на удивление выносливым — и к физическим нагрузкам, и холоду, и к жаре. Может, оно и не было таким гармоничным, как предыдущее, но своей выносливостью явно его превосходило. В прошлом теле я бы уже давно лежал пластом после таких чудовищных нагрузок, а эта крепкая тушка — привыкшая за десять лет к суровым армейским испытаниям — пока еще держится.
Только успеваю переодеться в чистую одежду, как за мной приходит один из подчиненных легата. Меня, оказывается, уже ждут. Пришло время ужина.
Пока иду к шатру Марона, замечаю, что над каструмом уже поплыли дымки солдатских костров и запахи еды. Легионеры, например, сами выпекают лепешки из муки грубого помола в золе походных костров. И получается вполне съедобно. Но мой контуберний сегодня ужинает без меня, хотя на это ребята вряд ли обидятся. Меньше едоков — больше достанется. А вот мне даже интересно будет посмотреть, как и чем питается командный состав. Пилат и Марон, например, оба худые и поджарые, а Тиллиус, наоборот чересчур толстоват. И дело тут, скорее всего, не только в отсутствии физических нагрузок, видимо значение имеют и вкусовые привычки. Фрументарий явно любит много и вкусно поесть, а вот Пилат, как я уже успел заметить, к разносолам почти равнодушен.
— Проходи Марк — приветствует меня Аппий — а где Тиллиуса потерял?
Приходится вкратце пересказать ему нашу эпопею с походом к пленным и допросом ессея.
— Так значит, нам теперь известно, где расположено логово зилотов? — Марон довольно потирает руки — Можно будет карательный отряд туда послать и уничтожить их лагерь!
— Пока только приблизительно. Но думаю, Тиллиус не отступится, пока все сведения из пленных не вытряхнет.
Легат приглашает меня за стол. Судя по количеству кресел вокруг него, на ужин к военачальнику кроме нас с Тиллиусом, больше никто не приглашен, даже старшие офицеры. Из чего я делаю закономерный вывод, что со мной о чем-то хотят побеседовать приватно. Интересно только, о чем? И пока легат собственноручно наливает нам вино, я, пользуясь случаем, заступаюсь за ессеев. Марон недовольно хмурится:
— Марк, ты уверен, что их стоит отпускать?
— Аппий, какое главное правило Рима по отношению к провинциям? — осторожно подвожу я идеологическую базу под нужное мне решение — «Divide et impera» — разделяй и властвуй. А кто мы с тобой такие, чтобы оспаривать мудрость императора и Сената? Мятежникам кнут, союзникам… — тут я запинаюсь, стараясь подобрать синоним к русскому «прянику» — союзникам пирог.
Марон смеется, преломляя хлеб — Но мятеж даёт нам право диктовать иудеям любые условия.
— Конечно — легко соглашаюсь я — только сначала бы не мешало отделить мятежных иудеев от мирных. Или как говорят сами евреи — козлищ от агнцев.
На правах гостя я первым поднимаю кубок — Prosit!
Легат удивленно приподнимает бровь, но, помедлив, тоже берется за свой кубок. Упс… это я снова забылся и сильно забежал вперед. |