Вздохнув, рассказываю между делом Фламию историю Иоанна Крестителя. По крайней мере в таком виде, в котором ее знаю я. Центурион тут же загорается новой идеей

— Примас, нам с парнями тоже нужно креститься, раз он самого Иешуа крестил!

— Надо поговорить с Петром…

— А разве ты не можешь сам нас покрестить?

— Я?!!!

— Ну… ты же крестил евреев перед Храмом скрижалью?

Действительно ведь крестил. Туше… Господи, во что я ввязался?

Глава 11

В Иерусалиме нам пришлось задержаться еще на несколько дней, пока из Кесарии не пришло вызванное Пилатом подкрепление. Все это время я, как на работу, ходил в Храм — по личному распоряжению префекта меня освободили от привычного несения службы. Написание Евангелия продвигалось у нас на удивление приличными темпами. А все почему? Ковчег. В его присутствии никому из иудеев даже не приходит в голову что — нибудь приукрасить или наоборот, как-то умалить дела Мессии. Боятся.

Так же как и в Евангелии от Матфея в моей прошлой жизни, наше повествование о жизни Христа начинается с перечисления его предков. Это вопрос принципиальный для иудеев, я бы даже сказал, один из основополагающих. Ведь согласно древним пророчествам, родословную настоящий Мессия должен вести аж от царя Давида. Вот Матфей сейчас скрупулезно и перечисляет Синедриону, кто от кого родился в роду Иешуа, уверенно оперируя именами его предков. Раввины внимательно слушают, иногда что-то уточняют или переспрашивают, но возражений нет — озвученная Матфеем родословная Мессии действительно выглядит для них очень убедительной. Я же тихо офигеваю от такого трепетного отношения иудеев к знанию имен своих предков. Даже у римских патрициев редко кто сейчас может проследить свою родословную до десятого колена, а здесь речь идет про семью какого-то простого плотника. Поразительно…

Дальше апостолы в общих чертах рассказывают о рождении, детстве и юношестве Христа, о том, как его семья очутилась в Назарете. И снова только то, что они слышали от Марии или самого Учителя. Эта часть Евангелия явно будет потом дополняться со слов Богоматери. Наконец, рассказ учеников доходит до поворотного момента в жизни Христа — его встречи с Иоанном Крестителем. Члены Синедриона хорошо знают, кто такой Йоханан бен Зехарья, фарисеи и сами к нему ходили в Галилею. Хотели у него креститься, но этот суровый отшельник прогнал их, обличая за грехи. И сейчас возник первый теологический спор между Петром и одним из первосвященников.

— Иоанн это пророк Илия! — бычится глава апостолов — Он пророчествовал о приходе Миссии и сам крестил его в водах Иордана!

— Я лично разговаривал с Хаматвилом — спокойно возражает ему первосвященник — И он в присутствии многих своих учеников ясно сказал, что не Илия.

— Вы нарочно так говорите, чтобы потом отрицать, что Иешуа — Мессия!

Петр злится все больше и больше, в раздражении вскакивает с кресла и вот-вот уже перестанет выбирать выражения. К спору присоединяются все новые и новые лица, обстановка накаляется. А что ковчег? Ковчег, увы молчит. Кажется, пора вмешаться мне, пока здесь до рукопашной дело не дошло.

— Остановитесь! — я выхожу в центр зала и поднимаю руки, призывая всех замолчать — и оглянитесь на Ковчег.

Все дружно поворачивают головы в сторону святыни и недоуменно замирают

— Как вы думаете: почему ковчег молчит? — выдерживаю я паузу и констатирую — Потому что обе стороны правы.

— Но, Примас…! — возмущается Петр — как ты можешь такое говорить?!

— Петр, прежде, чем спорить, выслушай меня до конца. Иоанн бен Зехарья действительно не считал себя пророком Илией.