|
На моего крылатого льва немного подивились, но фигурки на их собственных печатях не вызвали никаких возражений. Они вообще у меня люди благодарные — за каждый пустяк сто раз спасибо скажут и улыбнутся так, что на душе тепло становится. Как я теперь буду без них, а они без меня? Так хочется уберечь их от всех невзгод, но разве это возможно? Меня немного успокаивает мысль, что первые потери в рядах апостолов начнутся лишь лет через десять, так что я должен сделать все, чтобы придать христианству официальный статус в Риме. И как можно быстрее. Империя — это сила. С ней считаются даже в далеких царствах.
Мы с братьями обещаем друг другу чаще писать, но при нынешнем состоянии почты… Это ведь только у военных и имперских чиновников есть своя особая курьерская служба, а все остальные пользуются оказией, передавая письма родственникам и друзьям. И добираются эти письма до адресатов порой неделями, а то и месяцами. Уже и новости успеют устареть, и адресат куда-нибудь уехать, а то и вовсе отправиться в мир иной. Так что пока даже не представляю, как поддерживать переписку с апостолами, которые скоро разбредутся по всему белу свету… С изображением лика Спасителя мы, конечно, помучались. Не сказать, что апостолы саботировали мою просьбу помочь Маду, но попробуй — опиши человека, перед которым твое сердце трепещет? Вроде и стоит лицо Иешуа перед глазами, а слова бессильны, все расплывается… Дело сдвинулось с мертвой точки, лишь когда я привел последние и решающие аргументы — Братья, а как же Плащаница, на которой отпечатался лик Учителя? Что же нам теперь эту святыню от людей тоже прятать? Делаю многозначительную паузу, давая им осознать мои слова, и продолжаю — А еще мне недавно было видение… Один из учеников Мессии — грек из Антиохии по имени Лука — тоже скоро начнет писать лики Спасителя, Богородицы Марии и знакомых апостолов. Так что этого нам никак уже не остановить. Поэтому остается лишь помочь Маду сделать портрет Учителя самым достоверным. С этого момента работа над ликом Христа пошла поживее. Оказалось, что у каждого в памяти остались какие-то особые воспоминания, и каждый из апостолов посчитал своим долгом высказать художнику дельные замечания. Именно тогда Маду пригодился карандаш из олова, следы которого легко стирались с папируса. И когда портрет был готов, у всех у нас навернулись слезы на глаза, даже каменное сердце Понтия Пилата дрогнуло, стоило ему увидеть рисунок: — Иешуа… как живой… — тихие слова побледневшего префекта стали окончательным признанием таланта нашего юного художника, ведь суровый римлянин ни на секунду не усомнился в том, чье лицо изображено на папирусе — Марк… Я хочу креститься… Вот!! Вот ради такого это тоже стоило затевать! — В Риме проведу обряд. — Если доведется — мрачно откликнулся Понтий. Срочный приказ Тиберия произвел сильное впечатление на все семейство Пилата. После этого делом техники было сходить в магазин, где мы с Маду покупали краски, и через торговца выйти на местную мастерскую по изготовлению погребальных портретов. Хозяин ее попробовал было отказать нам в помощи, но мой анкх хранителя остановил все его возражения, и вскоре Маду, получив в распоряжение все необходимые и самые лучшие материалы, уселся за одним из столов мастерской и приступил к работе. — Ты зря противился, уважаемый — прервал я униженные извинения хозяина за свою дерзость, и примирительно добавил — лучше понаблюдай за тем, как он работает, у него есть, чему поучиться. А когда ты оценишь законченную работу этого юноши из Мемфиса, сам поймешь, насколько он талантлив. И вот мы с Маду ставим перед апостолами первую готовую икону этого мира. Причем, икону в полном понимании этого слова — лик Спасителя, написан на доске из липы в технике восковой живописи — энкаустики. |
