У меня нет обыкновения подбирать в ближайшее окружение людей, имеющих повод для мести. Кот по сравнению со своими мелкими сородичами проявил себя разумным. Я полагаю, что он пожелает уйти. Отпусти его. Что касается волосатого верзилы, – правитель пожал плечами, – то даже не знаю, что с ним делать. Надеюсь, он уйдет вместе с котом. Только пусть не пачкает пол. – Он повернулся к прорицательнице и протянул руку. – Прошу, дорогая. Я думаю, на сегодняшнюю ночь представлений достаточно.
Припавший к распростертому телу Симна внезапно издал дикий вопль. Слезы потоком текли по его щекам.
– Ты, сумасшедший осел, думающий лишь о себе! Ты, мрачный самодовольный ублюдок! Что я теперь скажу твоей семье?
– Извини, – пробормотал стоящий рядом с северянином Хункапа Аюб. – Я вынужден попросить тебя отойти на шаг.
– И что будет? – рыдая, выговорил Симна. – Почему я… – Он внезапно замолк и удивленно уставился на Хункапу. – Постой. Что ты сказал?
Взгляд похожих на голубой арктический лед маленьких глазок был равнодушным.
– Я попросил тебя отойти. Мне нужен простор.
– Что тебе нужно? – Глаза у северянина сузились. – А где же «Хункапа хочет», «Хункапе нужно, чтобы Симна отодвинулся»? – Симна поднялся. – Во имя всего сонма этих треклятых богов, кто мне объяснит, что все это значит?
– Мне для работы необходимо пространство, – откликнулся Хункапа Аюб.
Едва Симна отошел на пару шагов, Хункапа выпрямился во весь рост, откинул волосатую голову, несколько мгновений смотрел в потолок, потом закрыл глаза и резко выбросил обе руки вверх и в стороны.
Алита тоже отполз назад.
– Я знал, что с ним дело не чисто. Я знал.
– Что? – не понял Симна. – О чем ты знал?
Огромный черный кот, продолжая пятиться, негромко зарычал. Его когти визгливо заскребли по каменным плитам.
– От него, – объяснил левгеп – никогда не пахло ни глупостью, ни дикостью.
– Симбала! Асенка cap врануто! – вскричал Хункапа, взывая к силам, лежащим глубже, чем эти слова.
Нестерпимо яркое, ослепительно белое сияние возникло над его головой. Оно мощно пульсировало, его энергия рвалась на волю. Химнет Одержимый и его молодая супруга замерли, повернулись.
Хункапа закрыл глаза и начал что‑то монотонно напевать. Потом резко опустил руки и, направив их на тело Эхомбы, воскликнул:
– Харанат!
Пульсирующая над его головой сфера заколыхалась и, медленно стронувшись с места, накрыла пастуха. Сияющая энергия впиталась в мертвое тело, как молоко в губку. Труп слабо засветился, странное мерцание окутало его с головы до ног. Не открывая глаз, Хункапа продолжал творить заклинание.
Химнет отпустил руку Темарил и торопливо подбежал к возвышению.
– Червь сказал, – воскликнул он, – владеющий искусством некромантии! Но он ни словом не упомянул, каков будет его облик!
Правитель вскинул руку и метнул смертоносную зеленую сферу в обросшего густой шерстью исполина.
Из глаз Хункапы Аюба ударила молния.
Она вонзилась в Этиоля Эхомбу. Пастух, поглощенный стремительным потоком чистейшей белой энергии, которая была постоянным спутником томительного дыхания миллиардов еще не закончивших свой жизненный путь, не исполнивших свое предназначение душ, вскочил с пола и принял удар изумрудной сферы на себя. Шар взорвался, разлетелся зелеными искрами. Симна прикрыл глаза рукой.
Химнет метнул в пастуха еще один шар. Эхомба отбил его легким движением руки: каждый палец его был вооружен белейшей энергией миллионов душ. Все чары Химнета были бессильны против нее. |