Они перекусили и снова двинулись в путь. Теперь вокруг возвышались соляные башни. Ветер превратил их в галерею причудливых статуй, и чтобы развлечься, путешественники принялись придумывать им названия, состязаясь между собой, кто разглядит в них самое озорное и необычное.

Хункапа Аюб, указывая на изрезанную ветром колонну из каменной соли, по‑детски обрадовался:

– Посмотрите туда! Посмотрите! Обезьяна нам кланяется.

Симна критически осмотрел природное изваяние и изрек:

– Больше похоже на кучу хлама.

– Нет, нет! – Хункапа подбежал к нему и, тыча пальцем в столб, повторил: – Это обезьяна! Смотри, вон там глаза, там руки, а ниже…

– Тогда попроси ее, может, она нам подскажет короткий путь, – проворчал Симна и кивком указал налево: – Зато вот это – в точности жадеитовая стена дворца великого Нурина! С распахнутыми воротами и боевыми башнями, а если прищуриться, можно даже различить плавающие сады перед дворцом…

Но Хункапа не слушал его. Он вдохновенно бегал от одного столба к другому, выискивал все новые и новые формы и, ликуя, придумывал для них имена.

Эхомба снисходительно поглядывал на них, но скоро и его захватила эта игра в названия. Этиоль и Симна, не сговариваясь, вступили в соревнование: проигравшим считался тот, кто первый начнет повторяться. Судьей был Алита. Хункапа Аюб тем временем совсем разошелся, купаясь в радостном море придуманных им имен.

– Взгляни на эту колонну, – сказал Симна. – Как она искрится, словно танцует в лунном свете! – Он мечтательно вздохнул. – Знавал я когда‑то одну танцовщицу, чем‑то она ее напоминает… Она с ног до головы была усыпана жемчужинами и драгоценными камнями. Во время танца она начинала скидывать с себя прозрачные покрывала, пока не избавлялась от всех. Тогда становилось ясно, что эти камни наклеены прямо на обнаженное тело… А по‑твоему, на что она похожа?

– После такого трогательного описания как‑то не хочется вступать с тобой в спор, – ответил пастух и переступил через невысокие, в дюйм высотой, бороздки, пробегавшие по поверхности котловины. Образовались они, по‑видимому, много веков назад, когда озеро еще было озером. На вид казались хрупкими, но в действительности были твердыми, как скала, и такими острыми, что запросто можно было поранить ногу.

– Зато вон там, – продолжал пастух, – мне видится хижина рыбака на берегу океана. Только это не наш океан, а какой‑то иной…

– Почему? – Симна, прищурившись, поглядел в указанном направлении.

– Потому что здесь вода спокойная, а возле нашей деревни даже в ясные, безветренные дни ходят волны. Никакой наумкиб не построил бы хижину так близко от кромки прибоя. Первый же шторм ее смоет.

– Ладно, могу различить побережье, – допустил Симна, – могу даже признать, что это хижина, но почему именно рыбацкая?

Эхомба показал рукой:

– Видишь, вон длинные лопасти? Они очень напоминают весла, оставленные снаружи.

– Ладно, я знаю, что все это только соль, – с притворным равнодушием сказал Симна. – Но не будет вреда, если, глядя на них, немного помечтать.

– Согласен, – заявил Алита. Никто не слышал, как он приблизился. Даже такой чуткий следопыт, как Эхомба, не замечал присутствия кота, пока тот не подавал голос.

Левгеп движением головы указал налево.

– Например, там я вижу сайгаков, бредущих один за другим. Они жирные, так и хочется догнать их и выпотрошить.

Эхомба посмотрел туда, куда показывал кот, и вынужден был признать его правоту: сходство между фигурами, вырисовывающимися на разрушенном гребне, и стадом крупных сайгаков было поразительным.