Изменить размер шрифта - +
Два мира

молча уставились друг на друга в тускло освещенном коридоре, а между ними прохаживалась хозяйка французского отеля, наделенная тактом, опытом и

иронической мудростью галльской расы.
   — Когда эти мсье съехали, я все припрятала, — сказала она. — В настоящее время правительства держатся недолго. Как видите, я не ошиблась, —

вот они и пригодились. В нашем деле нужна дальновидность.
   Она распорядилась, как развесить портреты. Троцкого отправила обратно в подвал. Троцкий не внушал ей никакого доверия. Равик осмотрел

заклеенный наполовину портрет. Отодрав бумагу, он обнаружил улыбающегося Троцкого. Очевидно, репродукцию заклеил сторонник Сталина.
   — Вот, — сказал Равик. — Снова Троцкий, замаскированный. Снято еще в добрые старые времена.
   Хозяйка повертела в руках репродукцию.
   — Можно выбросить. Не имеет никакой цены. Одна половина непрерывно оскорбляет другую. — Она передала репродукцию слуге. — А рамку оставь,

Адольф. Она из добротного дуба.
   — Что же вы намерены делать с остальными? — спросил Равик. — С альфонсами и франко?
   — Отправим в подвал. А вдруг опять понадобятся.
   — У вас не подвал, а чудо. Временный пантеон. Там есть еще какие-нибудь портреты?
   — О, разумеется! Есть еще русские — несколько портретов Ленина, в картонных рамках, ведь надо же что-то иметь про запас... И еще есть

портреты последнего царя. Остались от русских эмигрантов, которые умерли в моем отеле. Есть даже великолепный оригинал, написанный маслом и

оправленный в тяжелую золоченую раму. Его привез один мсье. Потом он покончил жизнь самоубийством. Есть также итальянцы. Два Гарибальди, три

короля и слегка подпорченный Муссолини на газетной бумаге. Еще тех времен, когда он был социалистом и жил в Цюрихе. Интересен как уникальный

экземпляр. А так его все равно никто не хочет вешать на стенку!
   — А немцы у вас есть?
   — Есть несколько портретов Маркса, их больше всего. Затем Лассаль, Бебель... Групповой снимок — Эберт, Шейдеман, Носке и другие. Носке кто-то

замазал чернилами. Мне сказали, что он стал нацистом.
   — Правильно. Можете повесить его вместе с социалистом Муссолини. А из других немцев никого нет?
   — Как же! Один Гинденбург, один кайзер Вильгельм, один Бисмарк и... — хозяйка улыбнулась, — даже Гитлер в плаще... Так что мы совсем неплохо

укомплектованы.
   — Как? — удивился Равик. — Гитлер? Откуда он у вас?
   — Его оставил какой-то гомосексуалист. По имени Пуци. Приехал сюда в 1934 году, когда в Германии убили Рема и остальных. Все время чего-то

боялся и без конца молился. Потом его увез какой-то богатый аргентинец. Хотите взглянуть на Гитлера? Он в подвале.
   — Не сейчас и не в подвале. Предпочитаю посмотреть на него, когда все ваши комнаты будут увешаны портретами в том же духе.
   Хозяйка пристально взглянула на него.
   — Ах вот что! Вы хотите сказать, когда нацисты прибудут сюда как эмигранты?
   У «Шехерезады» стоял Борис Морозов в расшитой золотом ливрее. Он открыл дверцу такси. Из машины вышел Равик. Морозов ухмыльнулся.
   — А мне показалось, ты решил больше здесь не бывать.
   — Я и не хотел.
   — Это я его заставила, Борис. — Кэт обняла Морозова. — Слава Богу, я опять с вами!
   — У вас русская душа, Катя.
Быстрый переход