|
— Не говори глупостей. Она порядочная стерва. — Как-как? — переспросил Равик. — Стерва. Не б..., а именно стерва. Был бы ты русским, понял бы. Равик рассмеялся. — Ну, тогда она, наверно, очень изменилась. Прощай, Борис. И да благословит тебя Бог. VII — Когда я должна лечь на операцию, Равик? — спросила Кэт Хэгстрем. — Когда хотите. Завтра, послезавтра, когда угодно. Днем позже, днем раньше — не имеет значения. Она стояла перед ним, по-мальчишески стройная, уверенная в себе, хорошенькая и уже не очень молодая. Два года назад Равик удалил ей аппендикс. Это была его первая операция в Париже. Она принесла ему удачу. С тех пор у него все время была работа, и полиция ни разу не беспокоила его. Он считал Кэт Хэгстрем своего рода талисманом. — На этот раз мне страшно, — сказала она. — Не знаю почему, но страшно. — Пустяки. Обычная операция. Она подошла к окну и посмотрела во двор отеля «Ланкастер». Могучий старый каштан простер к мокрому небу свои старые руки. — Дождь, — проговорила она. — Я выезжала из Вены — шел дождь. Проснулась в Цюрихе — по-прежнему дождь. А теперь здесь... — Она задернула портьеры. — Не знаю, что со мной творится. Наверно, старею. — Так кажется всегда, когда ты еще молод. — Почему мне так не по себе? Ведь две недели назад я развелась. Надо бы радоваться. А я такая усталая. Все повторяется, Равик. Почему? — Ничто не повторяется. Повторяемся мы, вот и все. Она улыбнулась и присела на диван около искусственного камина. — Хорошо, что я снова здесь, — сказала она. — Вена стала безрадостной казармой. Немцы растоптали город. Австрийцы им помогли. И австрийцы тоже, Равик. Австрийский нацист — мне это казалось противоестественным. Но я сама видела их. — Ничего удивительного. Власть — самая заразная болезнь на свете. — Да, и сильнее всего уродующая людей. Потому-то я и развелась. Очаровательный бездельник, за которого я вышла замуж два года назад, вдруг превратился в рычащего штурмфюрера. Он заставлял старого профессора Бернштейна мыть улицы, а сам смотрел и хохотал. Того самого Бернштейна, который год назад излечил его от воспаления почек. И все потому, что гонорар был якобы слишком велик. — Кэт скривила губы. — Гонорар, уплаченный мною, а не им. — Вот и радуйтесь, что избавились от него. — Он требовал двести пятьдесят тысяч шиллингов за развод. — Дешево, — сказал Равик. — Все, что можно уладить с помощью денег, обходится дешево. — Он ничего не получил. — Кэт подняла голову. У нее было узкое, безукоризненно очерченное лицо. — Я высказала ему все, что думаю, о нем, о его партии, о его фюрере и предупредила, что теперь буду говорить это открыто. Он пригрозил мне гестапо и концентрационным лагерем. Я высмеяла его. Сказала, что, пока я американка и нахожусь под защитой посольства, со мной ничего не случится, а вот ему не поздоровится, ведь он на мне женат. — Она рассмеялась. — Об этом он не подумал. А тут испугался и перестал чинить мне препятствия. Посольство, защита, протекция, подумал Равик. |
