— Обе стороны должны быть довольны, — заметил Антоний.

— Кроме того, я предложу рогацию о восстановлении угасших патрицианских фамилий… Но все эти мероприятия намечены на будущий год. А теперь, когда я имею право предлагать комициям кандидатуры магистратов, пусть народ утверждает их.

— Кого же ты наметил, император? — с затаенным дыханием спросил Антоний.

— Брут и Кассий должны быть награждены. Ты, Антоний, будешь моим коллегой по консулату., твой брат Гай получит претуру, а брат Люций — народный трибунат.

— Ты мудр, император! — повеселев, вымолвил Антоний. — За заботы о государстве сенат должен утвердить тебе высшие почести.

Цезарь не возражал.

Распределение должностей вызвало возбуждение в столице.

— Как, один муж назначает магистратов? Какое он имеет право? — роптали аристократы. — Неужели республика перестала существовать?

— Республика? — ехидничал Цицерон. — Лысый говорит, что она умерла… А если это так, то разве диктатор с наследственным титулом императора не является единодержавным правителем, или царем?

— Позор!

Однако намеченные лица были выбраны. Видя всеобщее неудовольствие, Цезарь объявил об уступках, и все, казалось, были довольны.

— Ты ошибся, Марк Туллий, — говорил Цицерону Требоний. — Плебс и аристократия получили права, а это значит, что…

— Не обольщай себя надеждами, — сказал оратор, — лысого мы знаем — хитроумный демагог! Не удивляйся, если он даст амнистию помпеянцам, а потом передушит их поодиночке… Не так ли поступил он с Марцеллом?

— То, чего нельзя доказать, спорно. Разве твой друг Брут не защищал его с жаром от этого обвинения?

— Брут… Брут… Он ослеплен милостями Цезаря… Не забывай, что уступками нельзя купить республиканское общество. Нобили боятся, что Цезарь, возвратившись из Парфии победителем, станет автократором, а ведь это, друг, опаснее диктатуры… Что? Ты уверен в его победе? Нет, он погибнет так же, как Красе: боги жестоко карают тех, кто нарушает мирные договоры ради корыстолюбия.

Подошли Кассий и Брут. Цицерон несколько смутился. После взаимных приветствий Кассий спросил:

— Беседа, кажется, была о Цезаре? Да, великий муж. украшение нашего века… Парфянская война, без сомнения, возвеличит его еще больше…

— Парфня, Парфия! — едко прервал Цицерон. — О боги! Если он сначала женится на Клеопатре…

— А разве египетская царица приезжает в Рим? — вскричал Брут.

— Неужели вы не знаете? Впрочем, диктатор не обязан делиться всем с бывшими помпеянцами?

Кассий и Брут вспыхнули, потом побледнели.

— А известно ли вам, — продолжал Цицерон, — что после женитьбы на этой египетской простибуле Цезарь перенесет столицу в Илион или в Александрию? Город Ромула станет муниципией, зарастет травой и чертополохом, и по улицам будут бродить мулы, свиньи и ослы — римляне! А управление государством перейдет к царю Цезарю и царице Клеопатре, которые возглавят космополитическую чернь!

Брут хмуро взглянул на оратора:

— Не злословь, Марк Туллий, не оскорбляй великого римлянина!

— Великого? И Сулла велик.