— Я родился в Бостоне, сенатор, и люблю ходить под парусом, но я отнюдь не морской охотник... Что вы имеете в виду?

— Ладно, оставим комплименты, мистер Тривейн... Я хочу вам сказать вот что. Я переговорил с некоторыми из моих коллег, — впрочем, мы советовались друг с другом в течение всех этих слушаний, — и мы пришли к выводу, что вы, безусловно, лучшая кандидатура на пост председателя. Так что мы согласны с мнением президента.

— Извините меня, сенатор, но я нахожу способ передачи мне вашего одобрения несколько странным...

Нортон улыбнулся так, как обычно улыбаются торговцы-янки. Собственно, он и был торговец!

— Здесь нет ничего странного, мистер Тривейн, — сказал он. — Так здесь положено. Вы, наверное, успели заметить, молодой человек, что попали на довольно горячее место. И если ситуация изменится к худшему, — чего, вообще говоря, никто не хочет, — слушания получат скверную репутацию. Постарайтесь понять, что здесь мало что зависит от отдельного человека...

— Мне уже сказал об этом сенатор Нэпп.

— И он прав! Хотя сомневаюсь, что чудак Тэлли понял, о чем идет речь... Впрочем, что можно ожидать от Западной Вирджинии, если она не смогла выставить кандидатуру посерьезнее этого старика...

— Насколько я понимаю, Тэлли не входит в число тех коллег, с кем вы успели поговорить.

— Откровенно говоря, нет.

— И вы так и не скажете мне того, что хотите?

— Черт побери! Поосторожней на поворотах, молодой человек!.. Ладно, — уже спокойнее продолжал он, — постараюсь объяснить... Так вот, мистер Тривейн, можете считать, что ваше назначение состоялось, но хочу сразу предупредить: вас будут поддерживать, если только вы не вынудите нас уйти в оппозицию. Это мало кому понравится...

Тривейн в упор смотрел на сенатора. Он видел в своей жизни много таких людей: худых, морщинистых, выглядывающих из-за оград своих ферм или подозрительно косившихся на обитателей морского побережья в Марблхеде. Типичный представитель этого племени!

Невозможно понять, что скрывается за их сухими, обветренными лицами.

— Поймите, сенатор, я хочу от вас только одного: подтверждения того, что подкомитет будет самостоятелен. И если я не смогу получить от вас согласия на активное участие в его работе, то хочу, по крайней мере, заручиться гарантией, что вы защитите подкомитет от вмешательства в его дела... Неужели это так много?

— Значит, вы хотите свободы и самостоятельности? — спросил Нортон так, как говорят торговцы, расхваливающие свой товар. — Да-а-а... Дело хорошее, но вот что я хочу вам сказать, молодой человек! Люди начинают нервничать, если кто-то слишком настаивает на особой самостоятельности или заявляет, что не потерпит давления. Но ведь давление бывает разным: желательным и нежелательным. Понятно, последнее никому не нравится, что же касается первого... Как вы считаете, мистер Тривейн, это хорошо или плохо — верить, что человек должен отчитываться еще перед кем-то, кроме Господа Бога?

— Я вовсе так не считаю...

— А вот это уже кое-что, Тривейн, не так ли? Хорошо, если вы понимаете, что подкомитет создается не для удовлетворения амбиций отдельного человека. Да и работы там будет столько, что одному с ней, пожалуй, не справиться. Даже с вашим характером! Мне хочется, Тривейн, чтобы вы ясно представляли себе свое будущее... Нам не нужен Савонарола...

Закончив свою довольно туманную речь, Нортон пристально посмотрел на Тривейна. Что и говорить, этот торговец продавал воздух, как если бы это были говяжьи туши. Достойный продукт взрастившей его почвы!

Тривейн, глядя Нортону прямо в глаза, напрасно пытался разгадать: притворяется он или нет? Так и не разобравшись, ограничился фразой:

— Вам придется принять решение, сенатор.