.. Я не дознался, почему разделились на беров-зверей и беров-людей. Теперь
нам запрещено даже упоминать о них, чтобы отрезать дорогу назад.
- А они знают?
- Смутно помнят. И мы помним. Охотимся, как на зверей, но поминаем, просим прощенья у убитых, устраиваем комоедины, медвежьи праздники. Но
беры звереют все больше, а нам завещано раздувать священный огонь, что заронил в наши души великий Род... Ты спишь?
Таргитай задвигался на жесткой лавке, устраивая кости, ответил несчастным голосом:
- Светает...
Между плотно закрытыми ставнями медленно светлела узкая полоска.
Мягкие заботливые руки укрывали его толстыми шкурами. Таргитай сладко засопел, перевернулся на другой бок, собираясь проспать до обеда, как
вдруг выплыло беспощадное: сегодня изгнание! Он поплотнее зажмурил глаза, стараясь снова погрузиться в сладкий мир грез, где он был самым
сильным, самым смелым, умелым, легко побивал упырей, даже вытаскивал из подземного мира за хвост Ящера...
Руки тормошили, голос матери сказал печально:
- Вставай, чадушко...
Донеслось сиплое, бурчащее:
- Чадушко... Исчадие, а не чадо! До какого позора довел мою седую голову! Вставай, Тарх. Хуже, если поднимут другие.
Не поднимаясь, Таргитай приоткрыл один глаз. Соседняя лавка была пуста. В дверном косяке торчала секира Мрака, на рукояти висела раздутая
торба. Свисали кожаные лямки, которых вчера еще не было. Дед пришил, чтобы внук мог нести на спине, высвободив руки.
Таргитай обреченно опустил босые ноги на пол. Солнечный свет падал в окно, наискось деля землянку. Мать хлопотала у огня, дед Тарас сидел на
лавке, свесив ноги.
- Сегодня? - спросил Таргитай убито.- Хотя бы завтра...
Дед слез, натужно покряхтывая, поманил Таргитая. Они вылезли наверх, Таргитай зажмурился от яркого света. Плечи передернулись от утренней
свежести. Дед Тарас остался в дверном проеме, закрываясь ладонью от слепящего солнца. Таргитай не сразу разглядел перед их землянкой странные
серые хлопья.
- Зришь? - сипло спросили сзади.
Таргитай подпрыгнул от испуга. Покрасневшие глаза деда неотрывно смотрели на пепел. Там четко выделялись следы чудовищных трехпалых лап.
- Что это? - прошептал Таргитай.
- Помысли сам,- ответил дед мертвым голосом.
Он зашел сбоку, стараясь не наступить на отпечатки. Седые космы бровей сдвинулись на переносице, старческие слезящиеся глаза болезненно
щурились. Он украдкой посмотрел по сторонам, но деревня была пуста.
- Следопыт из тебя как из моей задницы молот,- проговорил дед,- но такие следы поймешь даже ты, недотепа.
Колени Таргитая начали трястись, зубы застучали. Следы чересчур велики. Даже у глухаря, самой крупной птицы на свете, лапа впятеро мельче.
Прилетели птицы из неведомых краев?
Он украдкой взглянул на потемневшее лицо деда. Нет, их деревня в суровом мире, где чудес не бывает.
- Навьи,- сказал дед дрогнувшим голосом.- Вчера не зря посыпал пеплом! Было у меня предчувствие, было! Видать, вот-вот уйду, раз уже
начинаю... Прилетели, клятые, заглядывали в окна. Хорошо, ставни сам делал, тебе не доверил. Да и заклятия Боромир наложил.
- Дед, что мне теперь? - прошептал Таргитай в смертельном страхе, пугливо огляделся.
Поляну заливал яркий солнечный свет. Свежеотесанные бревна с резными ликами богов блестят как сосульки, дупла закрыты щитами из дубовых
досок. С них строго смотрят выпученными глазами древние птицы Сирин и Алконост, охраняя жилища от злых чар. |