|
Последнюю охапку притащили вовремя: от костра остались одни багровые угольки. Таргитай набросал мелких щепочек, с силой подул, морщась от взлетевшего пепла и страшно раздувая щеки. Угли покраснели, блеснул язычок огня. Он добавил хвороста, сказал твердо: - Большой огонь разводить не надо. - А упыри? - Найдут, не волнуйся! На всю ночь хвороста не хватит. А когда догорит последняя ветка, нас утащат сонными. - Я не сомкну глаз! - вскрикнул Олег. Он дрожал как осиновый лист. Тощие руки не находили места, он все время пересаживался, вытягивал шею. - Вот и ладненько,- обрадовался Таргитай.- Последи за огнем. А я без сна помру. Я слабый. Мне надо много спать и вволю есть. Он снова развязал мешок. За Олегом посматривал одним глазом. Говорят, за два года до рождения этого труса, однажды ночью была страшная гроза, когда Небо любилось с Землей. Ветер ломал вековые деревья, срывал вершинки и уносил, тучи нависали на Большой Поляной страшные и грохочущие, от блеска молний было светлее, чем днем. Испуганные люди забились в норы и дупла, дрожали, пережидая грохот и начавшийся ливень. Но все-таки кто-то видел как самая огромная молния ударила в дупло Дуболома, с небес донесся удовлетворенный вздох, и тут же гроза стала затихать. Из дупла еще шел дым, когда люди сбежались, вытащили обугленные тела. Уцелела только молодая дочь Дуболома. Волхвы хмурились и качали головами. И в самом деле, ровно через девять месяцев родила мальчика, на голове которого были ярко-красные волосики. Ребенок, родившийся от брака Неба и Земли, должен быть великим волхвом или великим героем, как утверждали старики, такие дети еще в детстве, а то и в колыбели совершают великие подвиги... Но в этот раз мудрые старцы ошиблись. Олег вырос огненно-рыжим, с красными как пламя вечернего костра волосами, но племя еще не видало такого труса и никчему! Олег походил по острову, собирая хворостинки, а когда вернулся, Таргитай уже спал, подогнув колени. Рот перекосился, мешок прижимал обеими руками, будто собирался есть, не просыпаясь. Глава 4 Таргитай тянул на голову шкуру, спасаясь от яркого света, умащивался, подтыкивал края, чтобы не дуло. Вдруг прижгло так, что услышал шипение и запах горелого мяса. Он дико заорал, открыл глаза. Олег, бледный как смерть, раскорячился над едва тлеющими углями. Снизу его подсвечивало красным, лицо казалось залитым кровью. - Уже утро? - спросил Таргитай в испуге.- Только глаза закрыл... Из нижней губы Олега текла кровь, бородка слиплась коричневым клином. Он сказал хрипло: - Думал, ты околел... Здесь были упыри! Собрались вокруг, тянулись... Я бросил последнюю хворостину, когда рассветало... Еще бы чуть... Таргитай подул на обожженные пальцы, пожаловался: - То-то мне всякая пакость мерещилась. Каюсь, грешил на тебя. Олег прошептал с ужасом: - Как ты мог... Они так орали! - Поспать я умею. Говорят, что я ни на что не годен. Дурость! Поспать и поесть - с кем угодно схлестнусь! Когда сплю, на мне хоть дрова руби! Он зевнул, потянулся. Суставы затрещали, как деревья в сильный мороз. Не глядя, пошарил в изголовье, нащупал сапоги. На ладони осталась слизь, словно по холявам проползли улитки. На дереве блестели мокрые пятна, гнилью пахло сильнее. - Просыпаться не люблю,- объяснил Таргитай со вздохом.- Все что-то требуют, орут, гонят, всегда недовольны... У тебя в мешке что-то осталось? - Осталось. |
