Далее, наглый мой приятель, спросил Брехунца, кому дальше рассказывать, ему – Даниле, или вожжи удивительного повествования перехватит сам златоуст-краснобай?

– Спасибо, дорогой, что неизвестные мне детали осветил, – сказал Брехунец. – позволь я дальше сам расскажу, как из котла выбрался, как пятнадцать суток гарем содержал, как троглодиты прислуживали мне и пятки чесали, как охотники ордынцы лосей, оленей и медведей на стол поставляли!

Данила потянул меня из толпы. Придурок диссидент видя, что мы собираемся уходить неожиданно спросил Данилу:

– А что стало с теми золотыми, что ты проглотил?

– Ах, с теми, что я проглотил? – Данила помедлил с минуту, обвел толпу бесовскими глазами, в которых вспыхнул дьявольский огонь и важно ответил:

– Выскакивают до сих пор! На рентген ходил, еще три осталось! Если интересуешься нумизматикой, приходи с утра, с лупой. Глядишь и тебе повезет! Разгребешь что-нибудь!

– Га. га. га!

– О. го. го!

Толпа уважительным хохотом провожала нас. Когда мы отошли на приличное расстояние, я пожурил Данилу, что он не дал до конца дослушать историю про снежного человека. Мой дружок неодобрительно посмотрел на меня.

– Представляешь, соберутся вот так вот, мужики вокруг Брехунца и целый день его байки готовы слушать. Знают, что брешет, как кобель, смеются за глаза над ним, а все равно ничего с собой поделать не могут, подсели на его байки, просят, еще что-нибудь выдать. Болезнь у них, брехоманией по научному называется!

А мне было жалко, что мы ушли раньше времени. Я сам за короткий стал брехоманом.

– Ну и остались бы! – недовольно заявил я Даниле. – Интересно все-таки, как Брехунец выберется из котла?

– Да, элементарно! – небрежно махнул рукой мой приятель. – Я бы на его месте, продолжил так, что его увидала Гюльчатай и с ходу влюбилась в него. Естественно эта верная гусыня полезла к милому дружку в котел-джакузи, а за нею американка. Американки любят водные процедуры, жить без них не могут, каждый день ванны принимают, а там и Дульсинея. Можешь представить, как эту сцену распишет Брехунец?

– Да уж представляю! Только, все равно не вижу выхода! Сам же говорил, троглодиты, как волки по кругу с большими поварешками сидят вокруг костра, и ждут пока шурпа-варево из Брехунца сварится.

Данила с любопытством посмотрел на меня.

– О господи! Какой же Макс ты примитивный, неужели выход найти не можешь? Ну, представь себе только на минуту, что в это время из-за кустов на Росинанте выметается Дон Кихот и видит, как его несравненную, прекрасную из прекраснейших Дульсинею варят в котле какие-то три типа в волосатых шкурах. Рассказывать дальше, как он опрокидывает котел, как шипят дрова, как Гюльчатай ему на шею вешается…

– Пожалуй, не надо! – согласился я с ним, и тут же, мысленно проклиная себя, задал третий и последний вопрос. – Складно у тебя получается, не хуже чем у Брехунца. Только извини меня, нестыковочка у тебя маленькая выскакивает.

– Какая? – удивился Данила.

Я вроде того диссидента-критика рад был уколоть рассказчика.

– Как какая нестыковка? Есть то им надо всем? Сабантуй объявили! Народу тьма: три троглодита, три прекрасные, но голодные дамы, четыре ордынца, старуха с ними, Дон Кихот. Там наверно и Санчо Панса появится, а он поесть любит. Спрашивается, кого в итоге эта орава съела, старуху?

Дикими глазами смотрел на меня мой приятель. Потом, медленно выговаривая слова, спросил:

– А ты, рядом никого больше не видишь, кого можно съесть? Только ее?

Еще раз мысленно я обозрел этот уединенный остров посреди непроходимого болота и отрицательно мотнул головой.